Иконы

Стежки умножаются, разрез становится глубже. Глаза Тимы широко раскрыты, она едва дышит. Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к ее горлу. И тут вижу, что это вовсе не красная нить.

Это кровь.

Мои руки покрыты кровью.

Я открываю рот, чтобы закричать, но не могу, потому что мой рот забит нитками, голос не может прорваться наружу. Из меня тянется бесконечная красная нить. Я задыхаюсь, я пытаюсь выплюнуть ее, мой желудок судорожно сжимается.

Я все еще пытаюсь вернуть себе голос, когда осознаю, что кто-то стучит в дверь.

* * *

– Я совершил ошибку, Дол.

Именно это говорит Лукас в тот самый момент, когда входит в мою дверь. Стоит глухая ночь, и я с трудом соображаю, кто он такой, и где мы находимся, и почему мы здесь…

– Что?

– Ты должна выслушать меня. Я рассказал матери о Фортисе и обсерватории. И о нас. Все рассказал.

Слова ударяют меня и ложатся в ряд – ужасающий, понятный ряд.

– Что ты хочешь сказать? Что значит – рассказал матери?

– После всех тех разговоров о том, чтобы объединиться с Фортисом и бунтовщиками, после безумной теории заговора, которую придумала Тима, мне совсем не хотелось, чтобы ты… чтобы мы кончили тем, что ввязались в самоубийственное предприятие.

– Ты шутишь? – Но я знаю, что это не так.

– Я подумал, она должна знать, как поступить. Но она словно с ума сошла. Начала кричать, плакать, загнала меня в свой кабинет и заперла. Я не знаю, что было потом, хотя и слышал, как она говорила что-то о тюрьме.

Лукас не смотрит на меня, не смотрит мне в глаза.

Тюрьма. Посольский карцер. Лукасу не нужно объяснять мне, что это такое.

– Вы должны убраться отсюда. Я найду Тиму, а ты позови Ро. На дальнейшие разговоры у нас нет времени.

– Но почему, Лукас? Зачем ты это сделал?

– Я говорил тебе. Я должен был. Я не собираюсь просто сидеть и смотреть, как Фортис навлекает гнев Лордов на весь город. Ты думаешь, что уже видела худшее. Ты не знаешь, каковы они. Ты ничего не знаешь.

– Лукас, я была рядом с тобой там, в парке. И знаю то же, что знаешь ты.

Лукас говорит быстро, сбивчиво:

– Нет, не знаешь. Ты не видела Пентагона. Ты не видела их корабль-носитель. Не видела, каких он размеров, какой он мощный, не знаешь, что в его власти…

– Лукас… – Мои мысли стремительно бегут вперед.

Его мать все это знает.

Посол знает.

– Тебе кажется, что Икона, которую мы вчера видели, – это и есть самое худшее? Ты думаешь, если уничтожить эту… штуковину… что-то изменится?

Вид у Лукаса больной и несчастный.

– Пожалуйста, Лукас…

Мне нужно подумать, но нет времени. И я не представляю, что делать.

Лукас не желает меня слушать.

– Вспомни, Дол! Тот День. Они ударят снова, и ударят сильно. Я не желаю иметь это на своей совести! – Лукас слегка смягчается. – И я не хочу, чтобы ты очутилась в тюрьме. Так что нужно увести тебя отсюда. Немедленно.

Я не в силах двинуться с места. Я даже дышать не могу.

Лукас хватает меня за руку и тащит к двери:

– Прежде всего, можешь просто довериться мне?

И мы пускаемся бежать до того, как я успеваю подумать об ироничности его слов.

ОТЧЕТ ОБ ИССЛЕДОВАНИИ:

Проект «Человечество»

Гриф: совершенно секретно /Для Посла лично

Кому: Послу Амаре

Тема: Происхождение Лордов/Икон

Приложение: Свидетельства, обнаруженные во время рейда в убежище бунтовщиков

Рукописный текст, копия:

Заблаговременная связь с нашими гостями эффективна.

Они подразумевают деловые отношения.

Сопротивление не является продуктивным выбором.

Лучше позволить им прийти и попытаться сделать свое дело.

Способ подчинения при этом тревожит.

Организация противодействия будет… трудной.

Отмечаем отсутствие эмоций при связи.

Как понимать?

Возможная слабость.

Глава 27 Фортис

Мы все трое сидим в мрачной, серой камере посольской тюрьмы, в точности как предполагал Лукас. Бетонные стены, основательная железная дверь, отвратительная раковина и унитаз – вот наша единственная компания.

Мы ждем в холодной, сырой тишине.

Именно я нарушаю ее:

– Мне бы следовало сообразить. Мы не можем сбежать от симпов.

– Почему это? Сбегали же раньше, – пожимает плечами Ро.

В моей памяти звучат шаги охранников, выходящих из тени под лестницей. Перед мысленным взором стоит лицо Лукаса, пытающегося воздействовать на них. Его глаза изумленно расширяются, когда он понимает, что не в состоянии как следует сосредоточиться.

Я смотрю на грубые наручники на своих запястьях. Кожа под ними розовая, воспаленная. Да, вот я и снова сижу в кандалах, точно так же, как в ту ночь, когда впервые очутилась в Посольстве.

Слова Тимы звучат очень тихо: