Икота

Но кто съел его еду? Неужели он сам? Почему тогда он этого не помнит? Что вообще происходит? Какие-то странные голоса, кажется, за дверью. Кто-то что-то говорит, но разобрать невозможно. Нет, это не за дверью. Это здесь. Они говорят что-то. «Подчиняйся, подчиняйся», — говорят они. Может, это та штука, что заползла в него вчера? Вдруг это был не сон? И чем так воняет?

Андрей обернулся и увидел, что комната была невообразимым образом загажена испражнениями в том самом углу, где он когда-то видел Пермяка. Что это, тоже его? Или кто-то живет здесь, рядом с ним, вместе с ним, съедает всю его еду? Тварь поганая, попадись мне, ублюдок, и я тебя сам сожру, вместе с твоим дерьмом.

«Погоди, тот нарост», — вспомнил вдруг Андрей и тут же бросился под уже совсем засаленную и грязную афганку, поднял ее, сорвал окровавленную и засохшую марлю. Она с болью отошла от тела — болью резкой, сильной, но Андрею было уже все равно.

На теле, где Андрей нащупывал тот самый нарост, он видел теперь что-то странное: прямо в его живот, над пупком, было что-то вшито. Металлическое, твердое. Какой-то прибор квадратной формы, выглядывавший из живота всего на пару миллиметров. Из него же, в свою очередь, торчала стальная трубка полсантиметра диаметром и уходила в плоть там, где предположительно, как понимал Андрей, должна находиться печень. Прибор что-то показывал, но Андрею были не ясны его обозначения. Какие-то крохотные светодиоды — красные, зеленые.

Что это такое? Как они вообще додумались в него это запихать? Голова у Андрея шла кругом, он начал задыхаться, в глазах темнело. Он пару раз дотронулся до прибора, попытался его вытащить, но тот намертво был пришит к нему стальными нитями.

За дверью вдруг снова послышались шаги, и Андрей, в крайней степени безумия, бросился к глазку и принялся высматривать в него хоть что-то, хоть какой-то признак жизни по ту сторону. И с той стороны на него смотрел чей-то глаз. Крик сорвался с Андреевых губ — оглушительный, отчаянный и безнадежный.

VII

Двое мужчин в белых халатах шли по узкому коридору вдоль водопроводных труб, покрашенных в зеленый цвет. Один из них держал планшет и что-то в нем вычитывал.

— Так, двадцать пять, — задумчиво проговорил он, рассматривая надпись на железной двери. — Вот она. С ним что?

— Притих часа три назад. До этого бормотал что-то, была сильная лихорадка, нарушения пространственного мышления и речи.

— Открывай.

Второй мужчина открыл с грохотом засовы на двери, распахнул ее и вошел первым. Мужчина с планшетом направился за ним.

— Твою мать, никогда не привыкну, — вырвалось у мужчины с планшетом, и он зажал нос от невыносимого запаха.

— Скажи спасибо, что не тебе убирать это все.

Двое мужчин стояли и смотрели на комнату, полную экскрементов, рвоты, кое-где даже крови. Прямо под ногами у них лежала свернутая куча постельного белья, тоже в рвоте и испражнениях. Посреди комнаты стоял Андрей, опустив руки и голову. Он не смотрел на вошедших, и казалось, что не понимает, где находится. Тело его сильно похудело, глаза впали внутрь настолько, что едва виднелись, и даже зубы через один повыпали и теперь валялись то там, то здесь — на полу, на кровати, на тумбочке.

— Показатели проверь, — сказал мужчина с планшетом.

— Проверь, — повторил за мужчиной Андрей, но никто не обратил на это внимания.

Второй мужчина подошел к Андрею, брезгливо приподнял засаленную, грязную афганку и посмотрел на прибор, расположенный у того на животе.

— Плохо все. Полная несовместимость. Оно его там сожрало, походу, целиком.

— Тогда давай его в двадцать седьмую. Там как раз готовый.

— Как раз готовый, — повторил Андрей.

Они взяли Андрея под руки и вывели в коридор. Тот лишь податливо, как лоботомированный, шел рядом с ними, заплетая ноги, подбирая под себя ступни. Взгляд его был отрешенный, мертвый, совершенно пустой.

Так прошли они до двери с надписью «27». Мужчина без планшета посмотрел в глазок, кивнул и раскрыл дверь, отперев засовы. В палате было темно, пахло сыростью. Обставлена она была точно так же, как и палата Андрея: кровать справа от двери и тумба.

Его завели в центр комнаты, поставили лицом к кровати и поспешно вышли. Засовы на двери затворились, наступила полная тишина. Продержалась она недолго — через несколько минут лежавший все это время на кровати моложавый парень открыл глаза и что-то застонал. Судя по всему, он не мог пошевелить своим телом, но прекрасно все осознавал и видел. Повернувшись к Андрею, он вытаращил на него глаза и дрожащими губами выдавил из себя:

— Андрей?

Но Андрей молчал. Возможно, это был уже и не Андрей вовсе, а его подобие — восковая кукла, сделанная настолько небрежно, что едва в ней проглядывались не столько Андреевы черты, сколько вообще человеческие.