Икс, Игрек, Зет

— А ну, а ну, может, ты! — оживился Сиволап. — Гигантское тропическое дерево. Шесть букв.

— Баобаб, — неожиданно для самого себя произнес Саня.

— Баобаб? — Сиволап снова схватил «Огонек». — Б-а-о-б-а-б… Браво, Саня! Может, ты еще скажешь и столицу республики Мали?

— Я тебе скажу — дай мне хоть шанс сравняться с Санькой, — засмеялся папа. — Город Порто-Ново.

— Нет, папа… Порто-Ново — столица Дагомеи. А столица республики Мали — Бамако.

— Браво! — воскликнул Сиволап. — Шесть букв и в середине «м». Подходит. Браво!

Все рассмеялись, и папа тоже — чуть-чуть принужденно.

— Смотри-ка! — сказал он. — Оказывается, в твоем море невежества нет-нет да и попадаются островки каких-то отрывочных знаний.

Ему было неловко за себя и приятно за Саню.

Сиволап двинулся через всю режиссерскую к своему столу.

— За это тебе конфетка.

Саня содрогнулся.

— Нет, нет, спасибо, не надо!

Ему повезло. Сиволап по дороге посмотрел в окно и, позабыв об обещанной карамельке, крикнул:

— Бяша на горизонте! По коням!..

Они поехали в городской музей. Расставили аппаратуру, установили на штатив «Конвас» — киносъемочную камеру — и начали готовиться. Сиволап со Злобиным расхаживали по помещению с таким видом, словно что-то потеряли. Они забирались на стулья, столы, прикидывая, с каких точек лучше снимать. Саня не отходил от них ни на шаг и смотрел на Злобина влюбленными глазами. Одно только его возмущало: почему Злобин во всем соглашается с Сиволапом? Сказал Сиволап: «Этот кадр — двадцать метров» — и Злобин покорно записывает: двадцать метров. Сказал Сиволап: «План средний, с переходом на крупный» — Злобин и здесь не возражает. А Саня непременно бы сделал все наоборот. Вместо двадцати — десять. Вместо крупного — мелкий. Назло Сиволапу!

Он не удержался и сказал тихонько Злобину, когда Сиволап отошел на несколько секунд:

— Что он все командует? Как будто мы хуже него знаем?

Злобин ответил сердито:

— А ну, марш к «Конвасу»! — неожиданно нахмурился Злобин.

Пришла с большим опозданием директор музея — толстая, рыхлая, восторженная женщина в очках. Она бестолково металась по залу, словно кошка, у которой отняли котят. Всем старалась помочь и всем мешала. Правда, ей ничего не говорили, только морщились — все-таки директор. Саню она называла на «вы», и это ему так льстило, что он все время старался попадаться ей на глаза.

— Время, время! — подошел к ней Сиволап. — Где же ваша экскурсия?

— Сейчас, сейчас, товарищ режиссер, — засуетилась она. — Вообще-то мы открываем позднее, но я звонила в школу, договорилась. Они уже вышли. Обождите немного, еще совсем немножечко. А вы сами видели эти листовки? Пойдемте, я покажу — они там, у окна. Изумительная находка! Изумительная!

Но Сиволап лишь отмахнулся нетерпеливо и отошел — он уже видел листовки сто раз. Она осмотрелась, кому бы все-таки показать?

— Вот вам обязательно следует посмотреть, — тяжелой рысцой подбежала она к Сане, который стоял возле «Конваса», — ведь вы будете их снимать. Так лучше предварительно глянуть.

— Я не оператор, — скромно ответил Саня. — Я только помогаю.

— Пойдемте, пойдемте. И вам пригодится, какая разница!.. Такой текст! Такой восхитительный текст!

Директор взяла его за локоть и повела к стенду возле окна. Там лежал небольшой саквояж, похожий на такой, который носят с собой врачи, только очень старый. Рядом горка типографского шрифта — литеры совсем потемнели от времени — и пачка пожелтевших листков.

— Вот они! — торжественно произнесла директор музея. — Вот они, наши новые экспонаты. Шрифт для подпольной типографии и прокламации к молодежи с призывом восставать против Колчака.

Саня потянулся к листкам.

— Осторожно! Ради бога, осторожно! — затрясла руками директор музея. — Это же большая историческая ценность!

— Правда?.. А на вид простые бумажки! — удивился Саня.

Тут директора музея зачем-то позвал Бяша, и Саня остался один. От нечего делать начал лениво читать текст и вдруг встрепенулся. От листка исходила непонятная сила, ударившая, словно электрический ток. Он стал читать снова, но уже не медлительно и лениво, как вначале, а пожирая глазами строки:

«Если ты молод, силен и здоров,

Если ты не трус и ненавидишь рабство,

Если ты скорбишь душой за страдающий народ,

Если муки твоих отцов и братьев болью отдаются в твоем сердце,

Если ты хочешь видеть светлое царство, созданное руками трудящихся,

Если ты хочешь победить в великой борьбе против угнетателей и начать строить новую жизнь

НЕ МЕДЛИ!

Помоги своему товарищу и брату — красноармейцу, который своей кровью и своей жизнью освобождает тебя от цепей рабства.

ВОССТАВАЙ!