"Икс" ["X"]

Я пробегала глазами по строчкам, выбирая детали там и сям. Его успех принес около 134 тысяч долларов за шестнадцать месяцев. В своих требованиях он заявлял, что вооружен, и хотя у него никогда не было с собой пистолета, кассиры были достаточно напуганы, чттобы отдать деньги без возражений.

Хотя это было для банков обычным явлением, три молодые женщины были настолько травмированы, что никогда не вернулись на работу.

Хелли подождала, пока я закончила, и протянула мне сложенную газету со стрелкой, привлекающей внимание к заметке шестимесячной давности. Саттерфилд был отпущен на свободу, отсидев немного больше восьми лет, что, как я догадывалась, составляло 85 % от его десятилетнего срока.

— Как вы можете видеть, его выпустили из Ломпока и поместили в специальное заведение для условно-досрочно освобожденных в Сан Фернандо Велли. Поскольку, когда его арестовали и судили, он был жителем Санта Терезы, мне сказали что сейчас его должны были отпустить домой. Меня интересует, не можете ли вы найти, где он сейчас находится.

Я дважды звонила в окружной отдел по досрочному освобождению и ничего не добилась.

Ее манера разговора стала более формальной, что говорило о том, что она волнуется.

Исправительное заведение в Ломпоке, это федеральная тюрьма, которая находится в часе езды к северу от нас. Ее открыли в 1959 году и содержат там заключенных, получивших большие сроки за искушенные нарушения закона: преступления “белых воротничков”, широкая торговля наркотиками, неуплата налогов и крупные махинации. Как грабитель банков, Саттерфилд должен был чувствовать себя как дома. Интересно, почему она им интересуется. По мне, эти двое были странной парой.

— Его бы не освободили под ответственность округа, — сказала я. — Его преступление было федеральным. Вам нужно позвонить в отдел по условно-досрочному освобождению США и узнать имя агента, который за ним присматривает.

Хелли нахмурилась.

— Мне не нравится эта идея. Я не знаю системы и опять окажусь в тупике. Весь процесс и так потрепал мне нервы. Я завтра уезжаю. Мы пробудем несколько дней в Малибу, а потом будем путешествовать. Я бы предпочла, чтобы вы имели дело с этой ситуацией. Как вы можете себе представить, у меня совсем нет опыта в таких делах.

— Я сделаю, что смогу, но не могу ничего гарантировать. Офицеры, надзирающие за досрочно освобожденными, славятся своей молчаливостью.

— Еще одна причина, чтобы этим занялись вы. Я предполагаю, что ваш интерес будет скрытым.

— Конечно.

— Хорошо. Когда у вас будет его адрес и телефон, вы сможете послать мне письмо на мой почтовый ящик. Моя ассистентка будет знать, где мы находимся, и пересылать почту дважды в неделю.

— Могу я спросить, что это все значит?

Хелли помолчала, избегая смотреть на меня.

— Он мой сын.

Я никак не могла такого ожидать и растерялась.

— Ах.

— Я забеременела и родила ребенка, когда мне было пятнадцать. Если бы выбор был мой, я бы оставила ребенка себе и сама бы его вырастила, но мои родители и слышать об этом не хотели. Они считали, что я слишком молода и незрела, чтобы взвалить на себя такую ношу. Точка зрения, с которой трудно было спорить. Они были убеждены, что ему будет лучше в доме с двумя родителями. Судя по его криминальной истории, они явно ошибались.

— Он знает, кто вы?

Ее щеки слегка порозовели.

— Да. Когда-то я написала для него письмо, на адрес агенства по усыновлению.

Социальная служащая сказала, что сохранит его. Я хотела убедиться, что у него будет возможность связаться со мной, если он когда-нибудь захочет.

— И он связался?

— Да. Он позвонил вскоре после того, как ему исполнилось восемнадцать. Мы встречались дважды, но потом я его потеряла. Когда я увидела заметку об его освобождении из Ломпока, его молчание вдруг стало понятным. Тогда я провела расследование в архиве “Диспэтч”.

Я посмотрела на статью.

— Вы впервые узнали, что он сидел в тюрьме, когда увидели это?

— Правильно. Я обычно не читаю “Диспэтч”, но увидела эту газету в приемной дантиста.

Когда я заметила имя, я была в шоке. Мне было так стыдно, как будто вина была моей. Я долго думала, что хочу сделать.

— И что же это?

— Я бы хотела помочь, если ему что-нибудь нужно.

— Это щедро.

— Это не щедрость. Это искупление.

— Он знает, насколько хорошо вы обеспечены?

Ее лицо застыло.

— Какая разница?

— Вас не волнует, что он может вас использовать?

— Если бы он хотел это сделать, то сделал бы годы назад. Я никогда не делала секрета из своего финансового положения. Я предлагала ему деньги, и он отказался.

— Что если он стыдится своего преступления и не захочет с вами общаться?

— Если он решит не разговаривать со мной, то так тому и быть, но я хочу дать ему возможность. Я чувствую ответственность.

Она поднесла бутылку к своему бокалу, и я обратила внимание на этикетку. Я видела такое же “шардонне” в магазине по девяносто баксов за бутылку. Хотя я и не ахнула вслух, Хелли, должно быть, перехватила мой взгляд и приподняла бутылку.

— Может быть, вы позволите вас уговорить.

— Может быть, полбокала.

Я смотрела, как она наливает, пользуясь моментом, чтобы оценить ситуацию.