– Все эти дни я… я учила твой язык. А двумя неделями раньше я приняла ислам. Когда ты сказал, что я никогда не стану тебе настоящей женой.
– Именно поэтому ты сбежала с моим сыном?
Его губы исказил оскал, и он сделал несколько шагов ко мне. Стал напротив. Ахмад настолько высок, что, даже стоя на стуле, я ненамного выше его. Всего лишь на полголовы.
– Я…хотела видеть свою маму. Она написала смску на сотовый Рамиля. Написала, что она умирает и хочет видеть меня. Ты бы не пустил!
– А ты попросила?
Спросил с некоей горечью и провел руками по моим распущенным волосам, словно лаская, но в то же время делая это хаотично и грубо. Без всякой нежности. Мне кажется, он априори на нее не способен. Вдруг дернул сзади за петлю, и она затянулась на моей шее, заставив схватить воздух и замереть от страха. По всему моему телу прошла волна ужаса и задрожали колени.
– Один раз я просила, и ты сказал нет.
– Тебе не говорили, что пытаться стоит несколько раз? Или ты всегда сдаешься без боя?
– Я не привыкла воевать…я не хотела воевать с тобой.
– Ты предпочла сбежать с моим сыном, с тем, кого всегда любила, с тем, кому собралась отдаться в номере мотеля, и тут неожиданно появился я!
– Нет! – закричала и почувствовала, как сильнее сдавила горло веревка. – Нет! Он напал на меня! Я ему поверила…поверила, что он мне поможет, а он напал!
– Ты говорила, что любишь его…
– Это было до того, как я полюбила тебя!
Да! Это было ложью! Я выпалила ее из-за дикого страха быть казненной, из-за ужаса, который обуял меня в этот момент. Ощутила, как стул вылетел из-под моих ног…
Я ей не поверил. Никогда в моей жизни никто не говорил мне о любви. Я это слово и вслух никогда не произносил. Со всей силы ударил по стулу и правой рукой поймал девушку за талию, удерживая на весу, чтобы веревка не удушила. Она успела закричать, но тут же замерла в моих руках. Потому что одной держу, другой медленно волосы убираю с ее лица.
Отпущу и…задохнется на моих глазах, а пока держу – и она живет. И это осознание своей власти дает адские силы не отпустить. Потому что не верю, потому что знаю всем своим сознанием – лжет. Но сердце уже заходится от ее слов, дрожит, дергается и кровоточит. Словно на лед налили кипяток, и это ощущение, когда отмороженная плоть постепенно отогревается. Боль адская…но такая благодатная. Еще…еще тепла. Я так хочу отогреться…Аллаена, Вика…как же я хочу отогреться, как же я хочу узнать, что это такое – не слепнуть от мрака.
– Повтори…, – хочу слышать этот обман еще раз, хочу впитать его каждой молекулой, каждой порой своего замороженного, изувеченного тела. Своим разумом, который орет мне о лжи, но я душу этот голос всеми силами.
– Я…люблю…тебя…
– Лжешь?
Закрыла глаза, молчит. Только по щекам слезы катятся. Наклонился и языком подцепил слезу, повел по щеке вверх, слизывая, наслаждаясь ее горечью и чувствуя, как тело уже дрожит от похоти, как ее близость будит во мне изголодавшегося, бешеного зверя. И это ощущение, что она в моей полной власти на волосок от смерти, сводит с ума. Одной рукой держу, другой лицо обхватил, чтобы в глаза смотреть, чтобы видеть, как ее веки медленно приоткрылись, как пушистые мокрые ресницы взметнулись вверх, открывая залитое дождем синее небо. Открывая для меня мою персональную бездну. Приподнял за ягодицы, заставляя обхватить себя ногами, задирая платье, срывая трусики, быстро высвобождая адски ноющий член и с диким рыком насаживая ее на него. От резкого ощущения обхватившей стояк шелковистой тесноты заорал матом. Моя! Она принадлежит мне! Каждая клетка ее тела! Все мое! Никто и никогда не отберет! Я скорее убью ее, чем отдам!
Когда прижимаю лобком к своему лобку, веревка натягивается, и петля давит ее шею…глаза распахиваются, и рот приоткрывается, хватая воздух. В вены врывается наслаждение, потому что ее влагалище сильно зажимает мой член.
– Любишь? – хриплым рыком и не отпускаю, держу крепко на своем члене, пока она не кивает и не впивается руками в мои плечи, приподнимаю вверх, ослабевая натяжение. Она хватает ртом воздух, и ее шелковистое лоно ползет по набухшему члену вверх, зажимая головку. Каждым узлом, каждым шрамом ощущаю ее тесноту. Даже зашитые сучки никогда не были настолько тесны и настолько одурманивающе чувствительны.
– Любишь…значит терпи…Аллаена.
– Люблю.
– Я могу убить тебя за ложь!
– Люблю!
– Тебе будет больно меня любить!
И снова рывком на свой член до самого конца. Она закатывает глаза, а я рвусь вперед и вдыхаю в ее рот воздух, приподнимая вверх, давая вновь доступ к кислороду. По телу пробегают адские разряды электричества. Зверь, жаждущий ее боли и слез, испытывает безумный экстаз. Он буквально мечется от кайфа, стонет, рычит. То давая ей свободу, то снова убивая. Все быстрее и быстрее, насаживая на свою плоть, как тряпичную куклу. С бешеным ревом. Пока не кончаю, и сперма не брызгает в ее тело, я выдыхаю в нее свой вопль, а потом отпускаю, поднимая вверх. Дышит быстро, кашляет, рефлекторно зажимая головку и выдавливая из меня последние капли кайфа.