«…Или смерть?» Дворовый Катехизис Русского человека

Это везение стало возможным потому, что я воспринимал всё происходящее с моим подразделением с точки зрения прежде всего солдата. Можно быть грубым, можно быть даже жестоким, но нельзя быть глумливой скотиной по отношению к людям, над которыми имеешь абсолютную власть и от которых зависишь. Это действительно так: офицеры категорически зависимы от солдат. Если солдат не справится с поставленной перед ним задачей, то офицер погибнет вместе с ним. Вот почему Суворов спал и ел в тех же условиях, что его солдаты и рядом с ними, вот почему он любил их, как своих детей. Иного пути нет. Но для должного воспитания детей нужно в том числе и пороть, потому что если их не пороть, они начинают блудить. Так и армия без практики наказания не возможна, всё упирается в рамки дозволенного, я свои рамки имею ровно по Вере моей. В этом ключе я со своим подразделением и занимался.

Что же касается масштаба и серьезности насилия в современной армии, то про него я могу сказать, что оно не просто есть, оно чудовищно есть. Я проходил срочную службу в Дальневосточном военном округе, в поселке Тимофеевка, что находится в бухте Ольги, прямо на берегу Тихого океана. За первые полгода моей службы в нашей части погибло шесть человек. Их отправляли домой с диагнозами «почечная недостаточность», «прободная язва желудка», «остановка сердца», да мало ли чего еще. Но при этом их отправляли в запаянных гробах, чтобы скрыть телесные повреждения. На самом деле, этих людей пинали и убивали.

В нашей части остро стоял национальный вопрос, потому что подавляющее большинство солдат-срочников в нашем отдельном 123-м полку РТВ составляли выходцы из Средней Азии и Кавказа. Русских там было крайне мало, и именно русские выполняли всю тяжелую и грязную работу, потому что они никак не могли сообразить, что им тоже нужно землячество, которое было принято среди бойцов-нацменов, которые, в свою очередь, без деления на конкретные национальности объединились по признаку принадлежности к азиатскому или кавказскому регионам. Из всех вопиющих случаев насилия, которые я видел, самым страшным был тот, когда парня привязали к турнику и ломом порвали ему селезенку и сломали ребра, после чего он, чудом оставшись в живых, был комиссован инвалидом чуть ли не первой группы. К чести тогдашнего командира полка, по результатам расследования этого случая было осуждено три человека. Не помню, сколько получили двое из них, зачинщик получил семь лет. Но это был единичный случай, когда «мусор был вынесен» из армейской «избы», только потому, что этот случай по ряду параметров превосходил многие подобные вещи.

А сколько людей было зарезано и избито безо всяких последствий! Самым страшным наказанием считалось, когда убивший кого-то человек уходил на дембель в последнюю очередь из своего призыва. И это – советская армия!

У нас был парень, звали его Архангел – это было такое прозвище. Он сидел по какой-то мелкой статье пару лет, после чего его призвали в армию, что для меня само по себе было тогда поразительно. Когда он всё это увидел, то сказал: «В тюрьме такого нет! В тюрьме ни за что не бьют, в тюрьме все отвечают только за свои поступки». А здесь каждый вечер молодые ребята строились для того, чтобы их дубасили старослужащие. С особым цинизмом, как угодно, реализуя все свои садистские фантазии. И поверьте, что когда эти молодые пацаны, которых избивали целый год, сами становились старослужащими, они вымещали всю свою обиду и ненависть на тех, кто пришел следом за ними. И остановить этот порочный круг было крайне сложно, если в принципе возможно.

Но лично мне, наверное, очень повезло. Отношение ко мне было достаточно странным в связи с тем, что когда я прибыл в ту часть, в моих документах было написано, что я являюсь кандидатом в мастера спорта по каратэ. В то время это было чем-то совершенно заоблачным, каратист в начале восьмидесятых годов воспринимался на уровне инопланетного существа.

Содержание своего личного дела невозможно было утаить от сослуживцев даже при желании: солдатик из строевой части тут же побежал рассказывать всем, что у них в части появился каратист. Со мной прибежали знакомиться красноярские ребята из роты обслуживания, шоферня. Сказали: «А доску сломаешь?» «Сломаю». «Ну, сломай!» Притащили кусок доски. Я дал кулаком и разломил ее. «Ни фига себе», – сказали они.