Илья Глазунов. Любовь и ненависть

Когда играли рвущие душу марши в дни траура по вождям, с которыми подолгу прощались в Москве в Колонном зале, а потом хоронили на Красной площади, отец выключал радио. Но отключиться от всего советского было невозможно.

Носил Илюша на голове шапочку-«испанку» с кисточкой, как многие советские дети, когда шла гражданская война в Испании, куда стремились добровольцы по приказу Сталина.

Тогда из раскрытых окон доносились звуки ритмичной веселой испанской песенки, которую исполняли под звуки кастаньет:

Кукарача, Кукарача,
Это значит таракан…

Когда полетели по дальним маршрутам летчики, ставшие первыми Героями Советского Союза, пытался Илья на уроке в художественной школе нарисовать портрет Марины Расковой. Долго мучился, слезы текли из глаз, но ничего у него не получалось. Вместо женщины возникал почему-то мужчина. Подошла учительница и сказала поразившие его простые слова, дав понять, как много он еще не умеет и не знает, как хорошо учиться.

– Илюша, у женщин бедра шире, чем плечи, у мужчин, наоборот, плечи шире бедер. Марина Раскова – женщина, хотя она Герой Советского Союза.

После этих слов учительница взяла карандаш, обвела бедра, и стал на картинке летчик женщиной.

Когда началась другая война, которая шла совсем близко от Ленинграда, появились новые темы. Илья нарисовал бой с белофиннами, его дружок Боря Конкин сочинил стихи о трусливом финском генерале:

Бросив пушки, танки, мины,
Удирали белофинны.
Всех быстрее удирал
Белофинский генерал.

На самом деле финские генералы и солдаты не удирали, а оказали неожиданно упорное сопротивление Красной армии, перечеркнув тайное соглашение Сталина и Гитлера, по которому Советский Союз получал «право» вернуть под свое крыло Финляндию, до революции 1917 года входившую в состав Российской империи. В той бесславной, «незнаменитой» войне с маленькой страной Советский Союз предстал в глазах германского генштаба «колоссом на глиняных ногах», идея похода на Москву и Ленинград показалась Берлину вполне достижимой.

Хотя после окончания боев государственная граница СССР с Финляндией отодвинулась на несколько десятков километров от города, где жил Илья Глазунов, положение «Северной Пальмиры» практически никак не стало безопаснее. Это доказали вскоре события первых месяцев войны, когда впервые в истории громадный город оказался в блокаде, принесшей неисчислимые жертвы.

…В отличие от своего дружка, Илья стихотворений тогда не сочинял. Не играл на музыкальных инструментах, ни на мандолине и гитаре, ни на скрипке и фортепиано. Хотя пример дяди Рудольфа был перед глазами. Музыка звучала целый день по радио из черных бумажных тарелок, висевших в каждой городской квартире. У немногих появились перед большой войной громоздкие радиоприемники советского производства марки 6Н1 и СВД-9, мерцавшие зеленым огнем встроенной над шкалой настройки лампы.

По радио играли симфонии, фортепианные и скрипичные концерты, марши. Песни, арии, романсы исполнялись только на русском языке. Пели замечательные хоры, солисты оперы Большого театра и Мариинского театра, ставшего по воле партии Кировским. Целиком исполняли по радио оперы. «Евгения Онегина» впервые услышал Илья по радио в 1937 году, когда отмечался с невиданным размахом юбилей, связанный не со днем рождения, как принято в мире, а в связи со столетней годовщиной со дня гибели Пушкина.

До того времени поэта не особенно жаловали в СССР, поскольку после революции долго пребывал Александр Сергеевич в «крепостниках», приписывали ему шовинизм и другие идейные грехи. Царское Село переименовали в город Пушкин, чему поэт не возрадовался бы, во всех больших и малых городах появились улицы имени Пушкина.

Трудно сегодня в это поверить, но и музыка Чайковского находилась под запретом; с музыки Рахманинова табу сняли в годы войны, когда живший в США композитор подарил родине рентгеновскую установку.

Слышал Илья по радио, как читал стихи Пушкина известный в городе актер Юрьев, потом видел его наяву на улице, гулявшего с собакой. Тогда начали снова издавать сочинения Александра Сергеевича массовым тиражом, учить в школах, как некогда учила его стихи и прозу в гимназии мама, а отец – в реальном училище.

Ни марок, ни фантиков, как другие дети в довоенные времена, не коллекционировал. Собирал открытки, но не все подряд, только по теме – Отечественная война 1812 года. На одних открытках представали картины из художественной галереи 1812 года в Зимнем дворце. Их сотни. На других печатались картины художника Верещагина, особенно нравилась та из них, где был изображен Наполеон, идущий по ночному Кремлю с фонарем в руке. Открытки были дешевые, стоили копейки.

На Петроградской стороне строили перед войной дома и ломали церкви, как это происходило по всей стране, начиная от Москвы, где не пощадили древние монастыри, уничтожили сотни дивных церквей, взорвали храм Христа Спасителя.