Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 1

Нам в издательстве нужен педантизм, рутина, даже бюрократизм, если хотите.

Живут в беспамятстве.

Лайонс говорил: «Я хочу видеть вас голой в постели».

Пошла в ход калинушка да малинушка.

Веселые частюшки.

Нездоровая тяга к культуре.

Не только поит и кормит, а закармливает и спаивает.

Внизу вечно хлопают автомобильные дверцы.

Пишет стихи, словно выбирает почетный президиум. Обязательно упоминается весь состав.

То, что он живет в одном городе со мной, то, что я могу в любую минуту ему позвонить, тревожит меня, делает мою жизнь тревожной.

Плотная, аккуратная девушка, как мешочек, набитый солью.

Бокал яда за ваше здоровье!

Пригласительный билет.

Костюм обычный.

* * *

Человек без профессии.

Страна Возмездия. У нас можно быть дураком три года. Бич божий. Дым пожаров.

Цыганский театр. Комнатный цыганский театр. Цыганский государственный коридорный театр.

Фабрика походных кроватей, так называемых раскладушек.

Нелегко было заметить. Он много работал и был крикуном. Если бы он чему-нибудь научился, то был бы полезным человеком. Смог ли бы он продавать билеты в трамвае?

За глупость и бесталанность.

Стимул. Мы старые беспартийные, вам, может быть, все равно, а мне больно, больно, товарищи.

А сколько вынес?

Золотой фонд.

Железный инвентарь.

Список людей, получающих квартиры.

Список людей, умеющих работать.

Пьеса. Сняли. Другая пьеса. Тоже сняли.

Писал историю литературы по источникам.

Творческий документ.

Пишут к юбилеям.

Уважают тех, у кого не получается.

Книжная инфляция.

Выпьем за тех, у кого получается, и получается хорошо. С Новым годом, с новым счастьем.

Писать надо много и хорошо.

Что происходит, товарищи?

Это было в то счастливое время, когда Сельвинский занимался автогенной сваркой.

Это было в то странное время…

Сентябрь 1936 — начало апреля 1937

В долине Байдарских ворот. Как строили город. Пресную воду привозили на самолетах и выдавали ее режиссерам по одной чашке в день. А у Гришки в палатке стояла целая бочка пресной воды. Это так волновало режиссеров, они так завидовали, что работать уже не могли и массами умирали от жажды и солнечных ударов. Долина талантов была переполнена трупами. Гришка на верном верблюде бежал в «Асканию-Нова», где его по ошибке скрестили с антилопой на предмет получения мясистых гибридов. Гибрид получился солнцестойкий, но какой-то очень странный.

Спор шел о картинах одного художника. «Это же фотография!» — «Хорошо, но что бы говорили пятьдесят лет тому назад, до изобретения фотографии!»

Стачка бильярдистов. Бунт идиотов.

Декламация. Абас-Туман покрыл туман.

Человек из свечного сала.

Палочки выбивают бешеную дробь о барабанную перепонку.

Всё, что вы написали, пишете и еще только можете написать, уже давно написала Ольга Шапир, печатавшаяся в киевской синодальной типографии.

Варшавский блеск. Огни ночного Ковно. Гришкино счастье.

Такой грозный ледяной весенний ветер, что холодно и страшно становится на душе. Ужасно, как мне не повезло.

Остап мог бы и сейчас пройти всю страну, давая концерты граммофонных пластинок. И очень бы хорошо жил, имел бы жену и любовницу. Всё это должно кончиться совершенно неожиданно — пожаром граммофона. Небывалый случай. Из граммофона показывается пламя.

Майка Либкнехт говорит: «Я с тобой не возус». Ей четыре года, но она говорит, что ей два. Редкое кокетство.

Он обязательно хотел костюм с двумя парами брюк. 11ортной не мог этого понять: «Зачем вам две пары брюк? Разве у вас четыре ноги?»

Такой тут отдыхает Толя, фотограф, очень жизнерадостный человек. Когда садится играть в домино, громко говорит: «Ну, курс на сухую, а?»

Гадкие, низкопробные мальчики.

Из книги о шулерах, написанной бывшим шулером: «Шулер должен иметь хорошо развитый большой палец правой руки и абсолютно здоровое сердце». И еще: «При такой складке пижонам нет спасения».

Кто же такие пижоны? Пижоны это все те, которые не дергают.

Философ из шашлычной. Раньше зависть его кормила, теперь она его гложет.

В приемную Союза писателей вошел небритый человек в дезертирской ватной куртке и сказал, что он двоюродный брат Шолохова, что он возвращается из лагеря на родину, что в дороге его обокрали, что он, с женой и ребенком, нуждаются в помощи — деньги на билеты до Миллерова, на харчи и прочее. Секретарша пошла к Кирпотину и вышла оттуда с сообщением, что Союз не имеет средств на пособия двоюродным братьям писателей. Двоюродный брат мягко сказал: «Но ведь Миша вам все вернет!» Но, увидев, что и это не действует, вдруг заныл с опытностью старого стрелка: «Где же прогресс! Где же культура! Что же это такое!» Он еще долго вопил: «Где же прогресс, где же культура» с таким видом, словно ни ми нуты не мог обойтись без культуры и прогресса. Конца этой сцены я не знаю, я ушел.

Железная бестия.