Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 2

Вечером — обед в испанском ресторанчике. Ел гадов. Ничего себе. Приличные гады.

В Париже к еде самое серьезное отношение. Еда, конечно, стоит впереди остального прочего.

Потом — «Куполь» — чисто французское удовольствие, подолгу сидеть в кафе, но с чисто русским разговором.

То, что легко делать в других городах, гораздо труднее в Париже. Это касается записывания впечатлений. Здесь почти не записываешь. Во всем остальном Париж гораздо легче.

Сегодня, 27-го, поехал на Конкорд, потом пешком прошел на Этуаль, постоял возле неизвестного солдата, сняв под взглядом инвалида-сторожа шляпу, и поднялся на Триумфальную арку (из экономии пешком). От Этуали во все стороны расходятся улицы, по которым ловко и вертко движутся автомобильчики. Легкий туман поднимается наверх, закрывая некоторые далекие кварталы.

Дым подымается от окраин. Видны и далекие холмы. Наверху совершенно седой музейный капельдинер в ажан-ской пелерине и шляпе. Хромая женщина вглядывается вдаль. Это уже пожилая женщина. Перед этим я видел ее у могилы неизвестного солдата, она плакала. Почему-то боялся, что она бросится вниз, на Этуаль. Лишний раз убедился в том, что безумно боюсь высоты.

Позавчера возвращался с полпредской вечеринки. Немного заблудился и сел в такси. И, усевшись, забыл название улицы, на которой живу.

— Рю, — пробормотал я, — рю… рю… рю…

Тогда шофер повернул ко мне бледное лицо и железным голосом, на русском спросил:

— Какая же, наконец, рю?

Тут, на счастье, я вспомнил.

Новая прогулка с Эренбургом.

Парикмахер из Тараскона путешествует по Парижу. Затащили в игорный дом. Выиграл 700 тысяч.

Сюжет для пьесы.

Необыкновенно добрый человек, причиняющий массу зла, но обезоруживающий всех своей добротой.

Во Франции эмблемой всего является голая женщина.

Перед Отель де Вилль — голая женщина, характеризующая муниципальное хозяйство. В фильме об авиации — голая женщина — символ почета и т. д.

Нюдист с голыми знаменитостями.

Карикатура проникла в жизнь, быт и искусство. Безжизненные манекены заменяются карикатурами, от чего они чрезвычайно выигрывают. Статуэтки карикатурны — странные животные, какие-то полукони, полужирафы.

Выведена специальная порода карикатурных собак — страшно смешных, мохнатых, с гигантскими головами.

Страшно жить среди стиля.

Фильм «Я не ангел». Ужасная Мей Уэст — свиная толстуха.

О моде. Публике нравится. Падение.

Во французских гостиных (буржуазных), помимо разных ваз и прочих украшений, стоит Russki самовар. Разумеется, чай из него не пьют.

Парижские находки в метро, такси, трамваях. Забывают черт знает что: от клеток с котами до корсетов. Корсеты — особенно типичная находка. Их забывают неверные жены. После нескольких часов, проведенных с любовником, они устают, корсет не в силах надеть, заворачивают его в газету и забывают.

Человек, чтобы на Монпарнасе показаться оригинальным, водил на цепочке лангуста. Никто не обратил внимания.

Какой-то печальный еврей ходит в чалме, как индус. Печально. Скучно. Глупо.

Руан.

Собор. На соборной площади в 1921 году зарыт упавший колокол в том месте, где была сожжена Жанна д’Арк. Внутри — католический театр. Орган. Служит епископ. Его окружают средневековые духовные отцы в красных мантиях с воротничками, опушенными кроличьим мехом.

Среди потрясающе строгой мраморной аллеи бродит церковный служка в шутовском наряде. Это трясущийся старик с табачными повисшими усами, в нелепо пышной треуголке и темном фраке с фалдами, обшитыми красной каймой.

Голуби. Их кормят, как в Венеции. Они менее жирны, но все-таки явно избалованные птицы с коммерческим уклоном. Вдруг неожиданно улетели. Полетели на другую площадь — т. к. приехали американские туристы.

По средневековым, покосившимся улицам с домами 13 и 14 века, с ущельями — грязными, восточными дворами, среди средневекового великолепия и нищеты прошел дикий провинциальный фанфарный оркестр. Оркестранты — в голубых военных шляпах и темно-синих мундирных костюмах с шестью блестящими пуговицами на гордо приподнятых задах. Бежали мальчишки. Опера.

Прошел господин в котелке и пальто с каракулевой шалью. Прошли матросы. Потом солдаты. Потом семинаристы в католических черных котелках с длиннейшими полями (будущие Жюльены Сорели). Прошли монастырские девочки и девицы (будущие мадам Бовари). Прошла бедная чета, которая тянется в знак воскресного дня, но дотянуться никогда не сможет.

В кафе — граммофоны — страшный удар по живым музыкантам.

Человек, проживший в Париже год, делает вид, что забыл русский язык.

— Как это по-русски?

Гильотинировать в Германии не патриотично (слишком французский метод). Патриотично — рубить головы топором и чтоб палач был во фраке и белых перчатках.

Странно видеть, что у оголенной, страшной проститутки привита оспа. Этот наивный детский след делает женщину жалкой.

Париж — самый модный и в то же время самый старомодный город.

В витрине: «Зайдите и убедитесь, до чего доводит кризис» (Варшава).

1938

Хоровая капелла «Государственная думка».