Илья Муромец.

Еще слышен был боевой клич киевлян, что гнали печенегов на юг вдоль Десны, а уж распахнулись ворота детинца, и черниговцы повалили к своему спасителю. Сразу нашелся хлеб (черствый, три дня нового не пекли), соль (пополам с пеплом), вынесли иконы. Муж и конь лишь смотрели ошалело, как матери протягивали ревущих детей, сами плакали, как падали в ноги и ревели белугой здоровые мужики. Отревевшись, стали просить витязя, что назвался Ильей, сыном крестьянина Ивана из Карачарова, что под Муромом, на воеводство в Чернигов — своих воев в городе не было, княжьих почти не осталось, а степняки могли и вернуться. Илья Иванович выслушал горожан, глубоко вздохнул и вдруг низко, до земли поклонился. В полной тишине богатырь просил у людей прощения, сказав, что остаться не может. Не один Чернигов на Русской земле, десятки городов стоят на границе со Степью, и защита нужна всем. Едет он в Киев, ко князю Владимиру, постоять за всю Русь, за все города и села, и не можно остаться воеводой в одном, а другие бросить. Так не держали бы добрые люди черниговские обиды на Илью Ивановича, потому — среди других городов он встанет и за них. Никто не проронил ни слова, пока муромский богатырь садился на своего могучего бурого коня, лишь глядели люди, как сильный зверь в первый скок одолел десять сажен, во второй — перемахнул через Десну, а третьим — скрылся за высоким лесом.

А вскоре вдоль восточной и южной окраины черниговской земли, как и по всей Руси, по Сейму и Суле встали воинские города: Курск, Ольгов, Рыльск, и уже черниговские удальцы рыскали на резвых конях, не пропуская врага на Русскую землю. Когда Владимир посадил Муромца в погреба глубокие, в черниговской земле была большая обида, и многие вои, что стояли в городах Посемья и на Десне, перестали ездить к князю на службу. Но лишь быстрые вестники, загоняя коней, ворвались в Чернигов с вестью о том, что Илья Иванович на свободе и зовет русских витязей встать за Киев, за всю землю Русскую, Черниговщина поднялась разом, дав могучее войско на помощь Красну Солнышку и Илье Муромцу. Оставив в крепостях понемногу воев, черниговские дружины, соединившись, поспешили вдоль Десны на юг, и за малое время подошли к стольному граду Киеву.

Едва успел Владимир переодеться в узорное платье да возложить на себя золоченый цареградский доспех, как отроки доложили: старшие воеводы черниговские, упредив свои полки, уже въехали в город и идут к великому князю — доложиться. Хоть и удерживали бояре, говоря, что, мол, невместно, но государь вышел со двора к черниговцам — первым, кто пришел на помощь Киеву и всей Руси. Черниговский воевода Гореслав Ингварович выступил вперед, собираясь добить князю челом, но Владимир быстро шагнул навстречу, обнял грузного, как и он сам, немолодого мужа, лобызал в плечико, в глазах Красна Солнышка стояли слезы. При виде плачущего князя старый Гореслав вздохнул, словно боевой конь, да и разрыдался на плече у Владимира. Народ, что толпился на улице, висел на заборах, сидел на крышах, приветствовал замирение князя и воинства радостным воплем.