Он пустил добра коня да и богатырского,Он поехал-то дорожкой прямоезжею.Его добрый конь да богатырскииС горы на гору стал перескакивать,С холмы на холму стал перемахивать,Мелки реченьки, озерка промеж ног спущал.Подъезжает он ко реченьке Смородинке,Да ко тоей он ко грязи он ко черноей,Да ко тоей ко березе ко покляпые,К тому славному кресту ко Леванидову.Засвистал-то Соловей да и по-соловьевому,Закричал злодей-разбойник по-звериному,Так все травушки-муравы уплеталися,Да и лазуревы цветочки осыпалися,Темны лесушки к земле вси приклонилися…А тут старыя казак да Илья Муромец,Да берет-то он свой тугой лук разрывчатый,Во свои берет во белы он во ручушки,Он тетивочку шелковенькую натягивал,А он стрелочку каленую накладывал,То он стрелил в того Соловья-разбойника,Ему выбирал право око со косицею.Он пустил-то Соловья да на сыру землю,Пристегнул его ко правому ко стремечку булатному,Он повез его по славному по чисту полю,Мимо гнездышко повез да соловьиное…Глава 8
Канглы под Черниговом
Беда себя ждать не заставила. В пяти днях пути от Киева отряд увидел первые сожженные села и первых убитых. Старый гридень, Илья и Одихмантьевич, который вроде оправился и пообвык в отряде Ильи и почти уже не чувствовал себя пленником, сунулись следы глядеть.
Села были славянские, а убитые – старики да несколько непогребенных воинов. Воины были полуодеты и безоружны – содрали с них оружие, что ли?
– Да и не было его! – сказал Илья, переворачивая на рассеченную спину молодого парня с удивленно раскрытыми глазами. – Не успели они справиться.