Илиада. Сокращённая версия

Безусловно, преодолев профессионально-этическое препятствие, Вересаев хоть и стал по сути не автором, а соавтором своих переводов, но смог создать наиболее легко читаемые переводы Гомера, заботясь больше именно о читателе, а не о себе и совей репутации среди гомероведов и переводчиков. Поэтому его переводы Гомера, особенно «Илиада», в XX веке стали наиболее любимы в среде простых читателей, и большинство студентов, изучающих Гомера, по сей день отдают предпочтение именно переводам Вересаева.

Но оставим этическую сторону и перейдём к профессиональной. Поставив себе цель сделать более современный перевод Гомера, Вересаев во многом достиг этой цели. Во всяком случае, как уже говорилось, его перевод читается легче, чем, например, перевод Гнедича.

Тем не менее, поставленная им цель была достигнута не полностью. Вересаев, как и Минский, не смог преодолеть все проблемы по выравниванию ритма и размера стиха, то есть «кривизна» стиха кое-где у него тоже просматривается. Впрочем, она есть и у Гомера. Также Вересаев не полностью решил проблемы по «осовремениванию» языка. Конечно, здесь опять можно вспомнить уважаемого мной гомероведа В. Файера, который указывал на то, что и Гомер употреблял слова разных эпох. Однако тут надо решить, переводит ли автор Гомера на современный язык, или на искусственный язык разных эпох, как это сделал Гнедич. Ведь суть в том, что Гомер, хотя и пользовался словами разных эпох, но все эти слова всё-таки были в употреблении в его время, во время создания поэм. Так же, как в наше время, например, используются слова «телега», «тарантас», хотя уже давно нет тарантасов, а телеги остались разве что в глубинке. Гнедич же использовал слова, которые не употреблялись в его время. И в этом большая разница подхода к переводу. Использовать слова разных эпох, которые имеют хождение в современном языке, – это одно дело. А вот использовать слова, которые не имеют хождение в современном языке, – это уже другое, в этом случае назвать перевод современным можно только с точки зрения его появления, а не его языка. Язык такого перевода не современен, а искусственен.

Минский же, а следом Вересаев и Шуйский ставили перед собой задачу по переводу Гомера именно на современный им язык. Однако в переводе Вересаева, как и у Минского, мы нередко встречаем такие слова как: «молвил», не характерные для ХХ века. В результате нередко встречается смешение стилей, такое, как в следующей строке:

(Одиссея, 2:39)

Прежде всего к старику Телемах обратился и молвил:

Если употреблять существительное «старик» (к старику обратился), то по стилистике лучше использовать для него нейтральный глагол «сказал». А если употреблять глагол «молвил», то по стилистике более подходит к нему существительное «старец».

Нередко Вересаев употребляет слова с просторечными окончаниями на «-вши», «заплативши», «приказавши» «поразивши» и т.п., что делает язык перевода менее литературным и поэтичным. К сожалению, подобными окончаниями Вересаев пользуется даже чаще, чем Жуковский и Минский.

Также у Вересаева порой встречается некоторое смысловое несоответствие. Например, в 206-м стихе 21-й песни «Илиады» Вересаев называет речкой «широкотекущий», «бурный» и «глубокопучинный» Ксанф:

«Сын же Пелея пошел на пеонов, мужей конеборных.

В ужасе все еще прячась близ речки глубокопучинной…»

Это притом, что на протяжении всей поэмы герои относятся к Ксанфу с почтительным, трепетным уважением. Это была священная река. В этой же песне говорится, что трояне при жертвоприношениях бросали в Ксанф «волов без счёта» и «коней звуконогих». И эту могучую священную реку Вересаев вдруг называет «речкой». Да и само словосочетание «глубокопучинная речка» коробит слух. Уж если «глубокопучинная», так река, а если речка, так о пучинах говорить не стоит.

Также в переводе Вересаева попадаются и просто смысловые ошибки. Например, такая:

(Одиссея, 2:104)

Что ж оказалось? В течение дня она ткань свою пряла,

Надо понимать, что прядут пряжу, делая нити, а ткани не прядут, их ткут! Это такая же смысловая ошибка, как если бы сказать, что стрелы для луков выдалбливают, а не вытачивают. Да и то, скорее можно «выдолбить» стрелу, чем спрясть ткань.

Или вот ещё:

(«Одиссея», 15:81)

Спутником сам тебе буду; лишь дай мне запрячь колесницу.

«Запрячь колесницу» – очень неудачное выражение. Запрягают коней, а не сани. Здесь опять Жуковский оказался более грамотен. К сожалению, подобные ошибки у Вересаева не так уж и редки.

И в то же время, в переводе Вересаева встречаются порой строки точнее и даже поэтичнее, чем у Гнедича или Жуковского. Возьмём для примера стихи из 19-й песни «Одиссеи»:

Жуковский:

…Так неправду за чистую правду