Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 1

В защиту о. Илиодора выступил на страницах «Русского народа» А. И. Кругликов, сам себя аттестовавший «горячим почитателем» священника. В пространной статье с характерным заголовком «Подвиги семинаристов» автор изложил хронику сходок и выступлений, произошедших в семинарии с начала учебного года. Кругликов утверждал,что «о. Илиодор совершенно не при чем во всей семинарской крамольной истории, а травля против него поднята исключительно из-за проповеднической деятельности в "Союзе русского народа"».

Ответил на эту статью некто «Петрович», с большим знанием дела набросавший портрет преподавателя гомилетики как грубияна, не умеющего работать с молодежью: «С самого своего приезда о. Илиодор выказал себя грубым фанатиком, деспотически требующим непосильных трудов от воспитанников. Оторванный только что с академической скамьи, он был совершенно не подготовлен к педагогической деятельности, что и видно было из его некорректного грубого обращения с питомцами. … Вообще по всем поступкам о. Илиодора заметно было, что он совершенно не желал жить в мире с семинаристами и всегда демонстративно шел навстречу (так в тексте) им, было ли это справедливо или несправедливо с его стороны». Судя по намекам, сделанным Кругликовым в следующей статье, псевдонимом «Петрович» прикрылся кто-то из сослуживцев о. Илиодора. Следовательно, убийственная характеристика дана ему лицом, хоть и небеспристрастным, но зато компетентным.

Впрочем, входить в оценку педагогической деятельности о. Илиодора бесполезно, потому что она продолжалась всего 40 дней, как сорокоуст. Анонимный «Доброжелатель» находил, что священник оказался «не на месте в учительской роли», о. ректор, напротив, остался доволен уроками гомилетики, а некоторые ученики о. Илиодора якобы признавались, что он «прекрасный преподаватель и он так возвысил преподавание гомилетики, что заниматься у него приятно и легко». Сам он, по-видимому, пришел к выводу, что преподавание – не его путь. Апологетическая биография о. Илиодора передает его ощущение, «что теперь не время заниматься мирной педагогической деятельностью», а позже он вспоминал, что «нашел преподавание несколько неподходящим».

Любопытен политический подтекст конфликта о. Илиодора с семинарией. Разделяй он убеждения своих воспитанников и коллег, они закрыли бы глаза на его профессиональную неопытность. Он пострадал в первую очередь за свои монархические взгляды, как то будет и впредь.

«Духовная школа, Государь, совсем разложилась и пала, – сетовал он. – Академии и семинарии обратились в гнезда революционеров и пустых бездельников. Людям, преданным Тебе и своей Вере, там нечего делать, и их оттуда гонят как неуживчивых и не считающихся с духом времени».

Политика

За исключением краткого периода усиленных занятий с воспитанниками весь остальной учебный год, проведенный в Ярославле, о. Илиодор был совершенно свободен. Неожиданный досуг он посвятил патриотической деятельности, внезапно раскрыв в себе талант политического вождя.

Первый же поступок о. Илиодора в этом качестве на ярославской земле запомнился местному населению надолго.

Ярославская большая мануфактура (она же фабрика Корзинкина) была охвачена беспорядками. Распропагандированные рабочие примкнули к всероссийской забастовке. Их демонстрация была разогнана казаками. Похороны манифестантов, погибших при этом столкновении, состоялись 11.XII.1905. По какому-то удивительному совпадению бунтовщики пригласили для отпевания именно о. Илиодора.

Позднейшие легенды приписывали инициативу прихода на фабрику самому иеромонаху, но он прямо говорил: «Меня пригласили отпевать убитых бунтовщиков сами рабочие, и я как пастырь Церкви не мог отказаться от этого: я пошел».

Войдя в здание фабричной школы, где, по распоряжению заводской администрации, стояли гробы, о. Илиодор понял, что угодил прямо во вражеское логово.

«В театральном обширном зале я увидел ужасную картину. Я увидел пять мертвецов, озлобленные лица рабочих и развратников-полугоспод с зажженными свечами, знаменовавшими не огонь любви, а огонь сатанинской ненависти к людям и вечной смерти; я увидел массу черных и красных кровавых знамен с самыми зловещими и диавольскими надписями… Тяжело мне было видеть такую картину: я был подавлен глубокой скорбью и в первые минуты не мог даже произнести к литии возгласа».

Словом, люди собрались не для молитвы о погибших товарищах, а для новой демонстрации, в которой священнику была отведена роль статиста.

Тут-то о. Илиодор и показал себя. «…ревность о святыне христианской, о драгоценности народной, Русской, влили бодрость в мою душу, и я заговорил». Впервые обращаясь к такой многочисленной аудитории, он не ударил в грязь лицом.