Ильхам Алиев

«Шесть лет с Горбачевым» вышли в 1993 году в Москве. Сразу признаемся, тогда ни один из нас эту книгу не прочитал. И потому московский соавтор заказал ее в «Ленинке», как и сейчас по доброй памяти многие читатели называют Российскую государственную библиотеку. На 13-й странице, там, где Черняев опять любуется Горбачевым, чья-то пометка с огромным восклицательным знаком: «Вот холуй!»

Шесть лет деятельности Горбачева во главе одной из сверхдержав, убежден Черняев, дали ему право занять место среди великих реформаторов мировой истории… Он один(выделено авт.) сдвинул глыбу. «И сам на это решился, идя на огромный риск для себя лично, ставя под вопрос уготованное ему благополучное политическое и материальное состояние».

Поразительное свидетельство! Собой, выходит, генсек-президент рисковал, своим политическим и материальным состоянием. Но в итоге капиталец свой господарищ приумножил. Его дочь открыто бахвалится: вписались, мол, в рыночную экономику. Умельцы… А глыба, «которая называлась советским обществом», полетела под откос, разбиваясь на окровавленные осколки.

Черняев подробно пишет о Карабахе, вспоминает позицию генсека, «которую он изложил на Политбюро еще в марте 1988 года, сразу после погрома в Сумгаите.

— Перед нами, товарищи, один из сложных вопросов всей жизни страны, ее судьбы, — говорил тогда Горбачев. — Упрощенных ответов в национальных делах никогда не было и никогда не будет… Да, действовать надо решительно, мужественно, смело. Но не кавалерийским наскоком. В чем, в чем, а в национальном вопросе таким способом можно погубить все…

Затем генсек немного покаялся:

— Не было изучения, настоящего исследования национальных проблем, корней негативных явлений, прошлого опыта по их преодолению. Запустили все это…

А возьмите Азербайджан, деятельность Алиева. Сколько мы потеряли в этом регионе за 15 лет его пребывания на посту! Вот тут-то и включился национализм, наложился на процессы, которые имеют социально-политическое происхождение, связаны с нравственной дискредитацией руководства. Да, мы можем констатировать кризис руководства ЦК КП Азербайджана и ЦК КП Армении. Не хочу сказать, что имеем также «кризис» и нашего руководства ими. Но и у нас есть о чем подумать…

Оставим пока генсека, пусть заливается перед товарищами о нравственности. А мы сопоставим его высказывания в разные годы и спросим: когда же Михаил Сергеевич был искренним?

19 октября 1987 года в Кремле открылась сессия Верховного Совета СССР. В президиуме — руководители палат Верховного Совета, правительства, члены Политбюро.

«Порой кто-то входил, кто-то выходил, — вспоминал об этом дне Гейдар Алиевич. — Горбачев сидел передо мной. Вижу, он встал и вышел. Погодя поднялся и Лигачев, кивнул Рыжкову, чтобы и он вышел в комнату президиума. Там мы собирались до заседания, в перерывах пили чай. Через некоторое время пригласили меня.

Горбачев, начав со мной разговор, сказал, что, по его мнению, я должен уйти из Политбюро и Совмина. Я сказал, что причины, по которой я должен уйти, не знаю. Я не считаю, что должен уходить, но если вы так считаете, то возражений у меня нет. "Тогда вы должны сказать, чтобы мы знали: уходите по собственному желанию или по болезни".

В перерыве я отправился домой. Мои сын и дочь были дома. Объяснил им ситуацию. Молодцы они! Сказали: папа, ты не беспокойся, что ж такого.

Вечером, придя к Горбачеву, я сказал, что ухожу. Да, я ухожу, и можете заявить, что ухожу по состоянию здоровья. Он встал, обнял меня, поцеловал и сказал: "Большое спасибо, Гейдар Алиевич!"»

Карабах

18 февраля 1988 года Горбачев утвердил в должности своего нового помощника Георгия Хосроевича Шахназарова, ученого, политолога. Едва ли не в тот же день к нему напросился на прием армянский публицист и писатель Зорий Балаян. «Я знал его по интересным выступлениям в "Литературной газете", — пишет Шахназаров в своей книге "Цена свободы", — и поэтому охотно откликнулся на предложение встретиться, не подозревая, что разговор пойдет о Карабахе. Но гостя волновало только это. Всматриваясь в худощавое смуглое лицо с необычайно черными даже для южанина, узкими глазами, можно было понять, что для этого человека, как и для многих его соотечественников, воссоединение Карабаха с Арменией стало не просто мечтой, а делом жизни или смерти.

… Ничего не могло убедить их в том, что нужно искать компромиссные решения… Час настал, сейчас или никогда! — так сформулировало для себя задачу национальное самосознание, выразителями которого стали Балаян, Тер-Петросян и их сподвижники».