Иллюстрированная история эротического искусства. Часть вторая

Галантная карикатура на запуск монгольфьера в саду Тюильри.

* * *

Из здоровой силы Ренессанса постепенно выкристаллизовалось утонченное наслаждение. Насколько последнее преисполняло собой всю сущность и все содержание эпохи, доказывает яснее и нагляднее всего та проникнутая духом наслаждения форма искусства, которая носит наименование рококо. Отсюда само собой следует, что и искусство играло в жизни доминирующую роль, что утонченное наслаждение жизнью нуждалось в нем как в хлебе насущном и что искусство было преданнейшим слугой и верным другом, который повсюду ставил спасительные ширмы.

Рококо, как мы говорили уже в первой части, есть художественное выражение чистого наслаждения, наслаждения как игры. В нем нет ни силы, ни величия, ни глубины, ни широты, ни страсти, ничего гигантского, оно — только грация, только изящество, только элегантность, только интимность, только аромат, только благозвучание, только гармония — все дышит нежной весенней лазурью небес. Но все это служит любви, одной только любви, поклонению полу: adoration du sexe (поклонение сексу. — Ред.). И рококо со всеми его тысячами причудливых завитушек и арабесок есть сплошной восторженный гимн чувственной любви, сознательно и утонченно культивируемой. Это большой концерт, в котором мельчайшая художественная нота служит символом сладострастия. Рамка, обрамляющая отрывок из жизни рококо, заполнена целиком лишь тогда, когда в ней галантные кавалеры и дамы занимаются галантными любовными играми. Красавицы, которые в своем будуаре раскрывают перед пламенным поклонником прекрасную грудь или при сладостных вздохах уступают их страстным желаниям, составляют неизменный художественный атрибут. Без них картина неполна: это аккомпанемент без мелодии. Наиболее типичной и исполненной с величайшей утонченностью мебелью эпохи Рококо были поэтому скамейки, кресла, кушетки, диваны и софы — алтари сладострастия. Они были поставлены повсюду, чтобы превратить, так сказать, каждое место в арену любовного дуэта. Назначение постелей не ограничивалось служением их целям удобного и покойного сна: прежде всего они должны были быть соблазнительным приютом для всех прихотей и утонченностей сладострастия.

Комнаты в эпоху Рококо не были прямыми и светлыми, во всех них были глубокие оконные ниши, скрытые тяжелыми портьерами, укромные уголки и темные проходы. Сады утопали в густой листве и кустарниках, дорожки и аллеи были извилисты и запутанны, на каждом шагу укромные, скрытые от постороннего взгляда скамеечки и беседки. Посреди шумного вечера можно было каждую минуту незаметно скрыться, подарить избранника нежным поцелуем, нескромным взором или же предаться с ним сладострастной любовной игре…

Французская карикатура на высокие прически. Ок. 1780.

В эпоху абсолютизма изменилась, как мы указывали уже выше, и техника любви, если вообще так можно выразиться. Стихийная сила Ренессанса проявлялась в том, что в самой любви искали и находили наслаждение. В Ренессансе обнимались обнаженные люди, и в объятиях их проявлялась стихийная сила человека. Мужчина Ренессанса прежде всего Геркулес, и только поэтому женщины давали себя побеждать. Это был, так сказать, основной принцип чувственной любви.

С падением чувственной любви началась утонченность. Стихийная сила стала культивированной, салонной, естественная простота осложнилась, и в этой осложненности человек искал наслаждения. Поэтому в XVIII веке в объятия друг к другу склонялись не нагие идеальные люди, а элегантно одетые салонные кавалеры и дамы, и вся утонченность именно и сводилась к постепенному обнажению и раздеванию. Утонченная культура преградила путь к цели множеством заграждений, заставила проходить целый ряд обходных путей. И каждое такое заграждение было одновременно средством и защиты, и соблазна. Корсет стал панцирем груди и в то же время наипикантнейшим образом выставил ее напоказ, резко подчеркнув ее очертания. Одежда женщины стала сплошным молчаливым вызовом мужчине, средством эротического соблазна.

Любовь в век Рококо тоже осложнилась: минута опьянения растягивалась на долгие часы. Штурм крепости распался на множество последовательных атак, и преодоление каждого заграждения в отдельности стало само по себе эротическим наслаждением.