Такое поколение должно было, несомненно, придать особый характер сатире. И действительно, сатира в литературе отличается в то время безграничной смелостью и оригинальным выбором сюжетов. Такая чудовищная и фантастическая сатира, как творение Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», могла быть написана только в блестящую эпоху Возрождения. Художественная же сатира, несмотря на все свое остроумие, не могла подняться до уровня литературной уже в силу ограниченности своих средств. Пример яснее всего передаст нашу мысль. В одном месте Рабле рассказывает про одного великана, который никогда не мог при чихании сказать себе «будьте здоровы», потому что нос его так далеко отстоял от ушей, что до последних никогда не долетал шум от чихания. Как может карандаш изобразить что-нибудь подобное? Поэтому для художественной карикатуры всегда имеются границы, через которые ей невозможно перешагнуть, для литературной же никакой ограниченности не существует, вследствие чего такие произведения, как эпопея Рабле, чрезвычайно трудно иллюстрировать. Наиболее удачными иллюстрациями к «Пантагрюэлю» считаются те, которые были изданы одним из друзей Рабле после его смерти.
Одну из этих иллюстраций воспроизводит рисунок 13, изображающий папу Юлия II. Улей на его голове и летающие вокруг пчёлы аллегорически изображают те многочисленные идеи, которые всегда витали в его голове.
Карикатуристы, убедившись по личному опыту в ограниченности средств художественной карикатуры, старались наверстать на выборе сюжета и смелом разрешении разных художественных проблем.
Прежде всего произошел переворот в выборе символов: вместо наивных фигур лисицы и волка появился разукрашенный бубенчиками дурак, как носитель всех человеческих слабостей и пороков. После первых робких дебютов дурак вскоре занял первенствующее место как в литературной, так и в художественной сатире.
Себастиан Брант нагрузил свой «Корабль дураков» сотнями различных дураков. Эразм Роттердамский написал довольно объемистую «Похвалу глупости».
Художники не отставали от писателей и воспроизводили дураков в самых разнообразных положениях, пользуясь этим символом как для выражения собственной мысли, так и для иллюстраций к произведениям вышеназванных сатирических авторов (рис. 14, 15).
В эпоху же Возрождения карикатура получила еще одно важное дополнение: она перестала быть анонимной и каждое художественное сатирическое произведение выходило за подписью её творца. Если в прежние времена мы встречали только отдельные памятники карикатуры, то теперь рядом с творением мы находим и имя. И какие имена! Самые величайшие художники не пренебрегали карикатурой. До нас дошли произведения Леонардо да-Винчи, Рафаэля, Тициана, Дюрера, Гольбейна, Брюкхеля, Калло и великого из великих Микеланджело.
Для Леонардо да-Винчи, как истинного сына своей эпохи, желавшего всё постичь и всё знать, карикатура интересовала как художественная проблема. К смешному или уродливому органу, будь то нос, ухо или рот, артист старался нарисовать всю фигуру или все лицо, которые бы во всех своих составных частях были уродливы или смешны, и при этом нередко достигал поразительных результатов (рис. 16). Что с его стороны это были не отдельные художественные эскизы, а строгое систематическое изучение проблем карикатуры, доказывает нам громадное число сатирических рисунков, оставшееся после смерти Леонардо да-Винчи.
Чтобы иметь представление, какие высокие сатирические произведения создавал Микеланджело, стоит только взглянуть на рис. 17, изображающий могучую фигуру Миноса. Рассказывают, что моделью для лица Миноса послужила физиономия церемониймейстера папы Павла III, которого великий художник превратил в адского судью из мести, по той причине, что когда это произведение в первый раз было представлено папе, то церемониймейстер высказал неодобрение, что Минос был изображен совершенно обнаженным. Художник прибавил фигуре длинные уши, а хвост, которым обвит Минос, превратил в змею. Эта легенда имеет мало правдоподобия: в эпоху Возрождения карикатура на личности почти не существовала. Искусство в то время задавалась более высокими целями, оно разрешало разные художественные проблемы, период же личной карикатуры уже миновал, и если некоторые образцы этого рода и остались от Ренессанса, то они служат как бы придатком или частью главного.
Карикатура в расцвет этой эпохи впервые поднялась до самостоятельного отдела искусства и эту самостоятельность сохраняет и до сих пор.