Иллюстрированная история нравов: Эпоха Ренессанса

Красивое тело выставлялось, однако, напоказ не только путем идеализирующего и преувеличивающего искусства, возносящего предметы над миром действительности, нет, в этом отношении шли гораздо дальше, смело щеголяя наготой перед всем миром, на улице, где ее окружали и ощупывали глазами десятки тысяч любопытных. Такое выставление напоказ нагого тела мы уже описали в первой главе по поводу обычая встречи перед городскими стенами навещавшего город князя совершенно обнаженными прекрасными женщинами. История зарегистрировала целый ряд таких встреч, например въезд Людовика XI в Париж в 1461 г., Карла Смелого в Лилль в 1468 г. Карла V в Антверпен в 1520 г. О последнем событии мы имеем более подробные сведения благодаря Дюреру, который присутствовал при нем и признавался, что он с особенным интересом разглядывал обнаженных красавиц. Не подлежит сомнению, что этот обычай был очень распространен и что эти три случая не были исключениями, иначе современные хронисты об этом упомянули бы. Во всяком случае, достоверно известно, ибо обосновано документами, что этот номер программы всегда возбуждал живейший интерес.

О въезде Людовика XI в Париж сообщается следующее. У фонтана дю Пансо стояли дикие мужчины и женщины, сражавшиеся друг с другом, а возле них три обнаженные прекрасные девушки, изображавшие сирен, обладавшие такой чудной грудью и такими прекрасными формами, что невозможно было наглядеться.

И если Дюрер открыто говорит о своем любопытстве, если он сообщает своему другу Меланхтону, что разглядывал этих девушек вблизи и довольно дерзко, ибо он «художник», то у толпы были такие же побудительные причины, так как она состояла в значительной степени из чувственных юношей и стариков, не знавших на свете ничего выше красивой женщины. Эта часть зрителей спешила насладиться всеми чувствами, тем более что прекраснейшие из прекрасных украшали праздник своей наготой и выставляли все свои тайные прелести напоказ, причем каждая хотела быть самой прекрасной и желанной. Наивысшее любопытство было к тому же совершенно законно в данном случае, так как именно эти группы стояли в центре праздника, устроенного в честь посетителя. Нагим красавицам всегда отводились главные роли в приеме. Они или шли во главе кортежа, или разыгрывали символические пантомимы, выражавшие гордость, испытываемую городом по поводу чести посещения высокого гостя.

Во время въезда Людовика XI в Париж в 1461 г. три обнаженные девушки по очереди декламировали перед королем стихи, прославлявшие его. Во время встречи городом Лиллем Карла Смелого Бургундского три обнаженные красавицы разыгрывали перед ним суд Париса [32], по поводу которого мы и узнаем то, о чем было выше упомянуто. По словам хрониста, «из всего устроенного ничто так не понравилось и так не заинтересовало народ, как именно это представление». При таких состязаниях, кроме того, каждый зритель был тоже «Парисом» и сравнивал прелести «Юноны» и «Венеры» и т. д. И, несомненно, в глазах красавиц главным вознаграждением, ради которого они и выставляли свою красоту напоказ, был этот всеобщий интерес, было сознание, что тысячи взоров завидуют им и пожирают их.

Такие встречи пользовались сочувствием и государынь. Об английской королеве Елизавете сообщают, что «она не входила ни в один сад, где бы ее не встретили с приветствием нимфы, нереиды, тритоны, флоры и лесные боги». Одежды на этих языческих богах и богинях представляли наименьший интерес. Порой красавицы были одеты лишь в прозрачную ткань, ничего не скрывавшую и только повышавшую любопытство зрителей и пикантность зрелища. Такие покровы носили поэтому, как в древности, название «стеклянной одежды».

Трудно придумать более грандиозный культ физической красоты, чем эти представления. В первой главе мы упомянули, что для этой роли предназначались обыкновенно самые красивые куртизанки города. В своем объемистом сочинении «О женщине» Плосс, однако, подчеркивает, что не только куртизанки пользовались этими случаями, чтобы выставить напоказ свою красоту, но и «дочери знатных патрициев считали для себя честью идти в обнаженном виде во главе императорского кортежа». Если подобное утверждение правильно — нам не удалось добыть никаких данных в пользу него, — то оно еще значительно повысило бы значение этих смелых представлений для оценки культа тела в эпоху Ренессанса.