Иллюстрированная русская история

Вместе с этой владельческой замкнутостью князей падает и их политическое значение. Князь, переставая быть государем, оставался только землевладельцем, простым хозяином, а население удела превращалось в отдельных, временных его обывателей, ничем, кроме соседства, друг с другом не связанных. К территории удельного княжества привязаны были только холопы князя; свободные обыватели имели лишь временные личные связи с местным князем. Они распадались на два класса: на служилых и черных людей.

Служилыми людьми были бояре и слуги вольные, состоявшие на личной службе у князя по уговору с ним. Они признавали власть его над собой, пока ему служили; но каждый из них мог покинуть князя и перейти на службу к другому. Черный человек, городской или сельский, также признавал власть князя, платил ему дань, подчинялся его юрисдикции только пока пользовался его землей, но и он мог перейти в другое княжество. Значит, как служилый человек был военно-наемным слугой князя, так черный человек был тяглым съемщиком его земли.

Можно понять, какое значение получал удельный князь при таких отношениях. В своем уделе он был, собственно, не правитель, а владелец; его княжество было для него не обществом, а хозяйством; он не правил им, а эксплуатировал, разрабатывал его.

Среди удельного общества XIV в. бояре и слуги вольные, дружина князя являются в значительной степени социальным и политическим анахронизмом. В его общественном положении находим черты, которые совсем не шли к удельному порядку, к общему направлению удельной жизни. Ход дел давал дружине мало случаев искать себе чести, а князю славы. Княжеские усобицы удельного времени были не меньше прежнего тяжелы для мирного населения, но не имели уже прежнего боевого характера: в них было больше варварства, чем воинственности. И внешняя оборона земли не давала прежней пищи боевому духу дружин: из-за литовской границы до второй половины XIV в. не было энергического наступления на восток, а ордынское иго надолго сняло с князей и их служилых людей необходимость оборонять юго-восточную окраину.

И остальное общество верхневолжской Руси во многом было непохоже на прежнее днепровское. Капитал, который создан был и поддерживался заграничной торговлей киевского юга, на суздальском севере в те века является столь незначительным, что перестает оказывать заметное действие на хозяйственную и политическую жизнь народа. Земледельческое хозяйство с его отраслями, сельскими промыслами теперь оставалось если не совершенно одинокой, то более прежнего господствующей экономической силой страны. Вместе с тем из строя общественных сил на севере выбыл класс, который состоял из промышленных обывателей больших волостных городов прежнего времени. Итак, с XIII в. общество северо-восточной Суздальской Руси, слагавшееся под влиянием колонизации, стало беднее и проще по составу.

Наконец, политическому значению удельного князя соответствовал и уровень его гражданского развития. Удельный порядок был причиной упадка земского сознания и нравственно-гражданского чувства в князьях, как и в обществе, гасил мысль о единстве и цельности Русской земли, об общем народном благе.

Основание и усиление Москвы

^{По иллюстрации В. П. Верещагина «Великий князь Юрий Долгорукий». Из издания «История Государства Российского в изображениях державных его правителей с кратким пояснительным текстом», 1890.}

дельный порядок стал переходной политической формой, посредством которой Русская земля от единства национального перешла к единству политическому. История этого перехода есть история одного из удельных княжеств — Московского.

Летопись выводит Москву в числе новых городков Ростовской земли, возникших в княжение Юрия Долгорукого. Сюда в 1147 г. он пригласил на свидание своего союзника князя новгород-северского Святослава Ольговича, послав сказать ему: «Приди ко мне, брате, в Москов». Это первое известие о Москве, сохранившееся в летописях. В 1156 г., по летописи, князь Юрий Долгорукий «заложи град Москву» пониже устья Неглинной, т. е. окружил свой москворецкий двор деревянными стенами и превратил его в город.

Это был московский Кремль в первоначальном своем очертании: он занимал западный угол кремлевской горы, обрывавшийся крутым мысом к устью Неглинной у нынешних Боровицких ворот. Пространство, опоясанное стенами князя Юрия и имевшее вид треугольника, едва ли занимало половину, скорее, третью долю нынешнего Кремля.

С временем возникновения и с географическим положением Москвы тесно связана и ее дальнейшая политическая судьба. Как городок новый и далекий от суздальских центров — Ростова и Владимира, Москва позднее других суздальских городов могла стать стольным городом особого княжества и притом должна была достаться младшему князю.