Иллюстрированная русская история

В заокских поместьях особенно явственно проявились две характерные черты поместной системы: решительное преобладание мелкого землевладения и стремление закрепить поземельные обязательства крестьян личной долговой зависимостью. Там раньше, чем где-либо, встретились условия, завязавшие первый узел крепостной неволи крестьян.

Древнерусские монастыри

^{Э. Лисснер. Троице-Сергиева лавра. 1907.}

огда устанавливалась поместная система, особенно успешно развивалось в Московской Руси землевладение монастырское, создавая государству своими успехами большие затруднения в деле обеспечения военно-служилого класса. Это привело московское правительство в столкновение с церковной иерархией. Оно разрослось в целое государственное и церковное движение, которое придало особый характер целому веку нашей истории. Условия земельного обогащения древнерусских монастырей выясняются в истории их распространения и устроения.

Монашество появилось на Руси вместе с христианством. Письменные известия об отдельных монастырях появляются с княжения Ярослава I. Первоначально они идут вслед за русско-христианской жизнью, а не ведут ее за собою. Всего усерднее обзаводятся монастырями старейшие общественные центры — Киев и Новгород: до конца XII в. в первом известно 15 монастырей, во втором — до 20. В XIII в. круг городских и подгородных монастырей продолжает расширяться в северо-восточной Руси, из которой потом образовалось Московское государство.

С XIV в. замечаем важную перемену в способе распространения монастырей. Среди северного русского монашества быстро и сильно развивается движение в лесную пустыню: в три века построено было в пределах Московской Руси 150 пустынных монастыря.

Они имели самобытное происхождение, основывались людьми, которые, отрекшись от мира, уходили в пустыню, там становились руководителями собиравшегося к ним братства и сами изыскивали средства для построения и содержания монастыря. Постепенно из одиночных, разобщенных местных явлений складывалось широкое колонизационное движение, которое в продолжение четырех столетий проникало в самые неприступные медвежьи углы и усеивало монастырями обширные лесные дебри средней и северной России. Куда шли монахи, туда же направлялось и крестьянское население; перед теми и другими лежала одна дорога — в привольные пустыри севера и северо-востока, где крестьянин мог на просторе производить свою паль — росчисть дикого леса под пашню, а монах — совершать свое безмолвие. Так образовывалась монашеская земледельческая община.

Монастырское землевладение

ежду служилым землевладельцем и тяглым хлебопашцем пустынный монастырь оперирует с землей, как соперник того и другого, с тою лишь немаловажною разницей, что монастырь прочнее их обоих умел укреплять за собой приобретаемые земли. Казна охотно уступала строителям пустынных монастырей обширные диколесные пространства, чтобы ввести их в народно-хозяйственный оборот.

Землевладельческие успехи монастыря при щедрости набожного правительства и при тогдашней неопределенности поземельных отношений нередко приводили к прискорбным столкновениям. Рассказы об озлобленном отношении окрестных обывателей к строителям монастырей из опасения потерять земли и угодья нередки в древнерусских житиях. Усердные не по разуму правители иногда оправдывали такое опасение, против воли самих строителей навязывая им даже населенные земли.

Вотчины жалованные, испрошенные у мирской власти, были основным фондом земельного богатства монастырей. Деревни и починки, пожалованные помимо просьбы, имели уже характер вклада. Вклады были другим, еще более обильным источником земельного обогащения монастырского монашества. Они входили в состав довольно сложной системы строения души, выработанной древнерусской набожностью, точнее, древнерусским духовенством. Строить душу значило обеспечить человеку молитву церкви о его грехах, о спасении его души.

Кроме вкладов по душе монастыри обогащались еще взносами для пострижения. Таким взносом как бы обеспечивалось пожизненное содержание постриженника в монастыре. Этот источник расширялся по мере того, как в древнерусском обществе укреплялся обычай постригаться под старость или перед смертью. Редкий государь в Древней Руси умирал, не постригшись хотя бы перед самой смертью; то же делали по возможности и частные лица, особенно знатные и состоятельные.

Сказанного мною, думаю, достаточно, чтобы заметить, какое направление принимала жизнь старых пустынных общежительных монастырей к половине XVI в. Из трудовых земледельческих общин, питавшихся своими трудами, где каждый брат работал на всех и все духовно поддерживали каждого из своей братии, многие из этих монастырей, если не большинство, разрослись в крупные землевладельческие общества со сложным хозяйством и привилегированным хозяйственным управлением, с многообразными житейскими суетами, поземельными тяжбами и запутанными мирскими отношениями.