Иллюзии

Стефани запомнила эту пляску огней в потоках дождя, потому что Джиллиан научила ее видеть прекрасное даже в самых мрачных сторонах природы, и она смотрела вслед машине и улыбалась. Но с того дня дождь наводил на нее ужас, так как в тот памятный вечер Мередит Монтгомери, съезжая с холма, потеряла контроль над машиной.

Полиция решила, что отказали тормоза, возможно, из-за размытой дождем дороги или потому, что тормоза, бывает, иногда откатывают. Но какой бы ни была причина, в тот штормовой вечер золотистые огни фар двигались все быстрее и быстрее к своему фатальному исходу.

Просторный многоместный легковой автомобиль, который всегда казался таким надежным и солидным символом семьи, превратился в маленький металлический гроб. Джиллиан и Мередит были зажаты внутри, и Джиллиан с беспомощным отчаянием наблюдала за смертью своей любимой матери и медленно умирала сама, хороня в этой железной коробке свои надежды, мечты и невинность.

Джиллиан вскоре вытащили из машины и отправили в Медицинский центр Лос-Анджелеса. У нее был сломан таз, повреждено лицо, в нежную кожу которого врезались осколки стекла.

Пока врачи пытались спасти Джиллиан жизнь. Стефани и Эдвард Монтгомери неустанно дежурили в маленькой, без окон, комнате ожидания. За все шесть лет, что Стефани дружила с Джиллиан, она видела Эдварда только один раз. Он был виртуальным фантомом в жизни своей дочери. Блестящий адвокат, звезда которого восходила все выше, он уделял больше времени своей работе, чем жене и дочери. Но в основе этого кажущегося пренебрежения к семье лежала любовь и забота о них. Успех, к которому Эдвард так упорно стремился нужен был ему ради семьи, чтобы Мередит и Джиллиан ни в чем не нуждались. Джиллиан горячо любила отца, которого едва знала, но в его присутствии она тоже начинала заикаться, сгорая от смущения и благоговейного страха.

Трагедия свела вместе Стефани и Эдварда, погрузив их в мучительное молчание Стефани не могла говорить, так как эмоции, переполнявшие ее, стирали из памяти все слова, но и отличавшийся красноречием адвокат тоже не мог говорить, потому что, как и она, не мог выплеснуть свои эмоции и мучился из-за того, что теперь не мог сказать ни слова любви женщине, которую он безумно любил, и забыл эти слова, чтобы сейчас сказать их хотя бы дочери, которую он едва знал.

Врачи сделали все возможное, чтобы кости таза срослись. Они объяснили, что Джиллиан будет слегка прихрамывать и испытывать боль при больших нагрузках. Ее изуродованное лицо было спрятано под белой повязкой из бинтов, оставляя открытыми только испуганные зеленые глаза. Джиллиан была в сознании, когда переживала весь ужас случившейся трагедии, но с тех пор она не разговаривала ни с Эдвардом, ни с врачами и сестрами, ухаживающими за ней, ни со своей лучшей подругой.

Стефани отчаянно хотелось помочь подруге, которая так много помогала ей. Ей хотелось сказать Джиллиан, как сильно она ее любит и как сильно она тоскует по ее матери, которой подруга так щедро с ней поделилась. Эти мысли она посылала Джиллиан, как делала это всегда: выражением голубых глаз, которые были зеркалом ее души, но даже их кристально чистая глубина не могла вывести подругу из состояния упорного и мучительного молчания.

Поэтому Стефани мужественно попыталась выразить свои эмоции словами. Но она запиналась и заикалась и, не помогая Джиллиан, сама все глубже и глубже погружалась в темницу молчаливой тишины и позора. Она снова стала себя ненавидеть, ненавидеть гораздо сильнее, чем тогда, когда была маленькой девочкой. Она не помогала Джиллиан, а только с каждой запинкой в словах еще больше разрушала себя и, однако, изо дня в день сидела у постели своей отключенной от мира подруги. И, запинаясь, шептала ей слова любви.

В конце второй недели медицинская сестра сообщила Стефани, что через три дня Джиллиан отправят в больницу в Сан-Франциско. Там работала Клаудиа Грин, специалист в области пластической хирургии, которая помогала детям, пострадавшим в результате несчастных случаев.

Три дня… Конечно, она просидит у постели своей подруги еще три дня, превозмогая собственную боль и отвращение к самой себе.

Но Стефани больше не появилась, предав свою лучшую подругу, так как к ней возвратились все те страхи, которые она испытывала, будучи ребенком: она неполноценная, не заслуживает любви, дружбы и даже надежды.

К тому времени, когда Джиллиан вернулась в Лос-Анджелес, ее некрасивое и изуродованное лицо было заменено другим, утонченно красивым, таким же нежным, какой всегда была ее душа. У Джиллиан было новое лицо и новая мать. Клаудиа Грин, одаренный пластический хирург, не только блестяще исправила изуродованное лицо Джиллиан, но также спасла травмированные сердца отца и дочери.