Иллюзии Доктора Фаустино

– Разбогатевший погонщик мулов, – ответил Хоселито. – Но не в этом дело. Дело в том, что я влюбился в Хуаниту. Мои пламенные взоры зажгли в ней ответное чувство. Встречаясь в церкви, мы стали разговаривать, но делали это так осторожно и незаметно, что донья Петра ни о чем не подозревала. Однажды мы условились, что я ночью приду к ней на свидание. Нужно было выбраться танком из монастыря, а потом перелезть через стену, чтобы попасть во двор, где я встречусь с Хуанитой. Свидание состоялось, за первым последовали другие. Как-то раз, во время праздника, красота Хуаниты привлекла внимание богатого помещика из соседнего города *** и заронила в его сердце любовь. Донья Петра дала согласие на брак дочери, Хуанита не осмелилась ослушаться, но сразу же сообщила об атом мне. Мы решили бежать. Приготовили все для ночного побега; я прихватил мула и поехал за Хуанитой. К несчастью, жених-помещик и его слуга, случайно оказавшиеся поблизости, увидели, как я перелезал через стену. Прежде чем я успел спрыгнуть во двор, жених Хуаниты схватил меня за ногу и дернул с такой силой, что я свалился на землю. Я тотчас же вскочил, несмотря на ушибы, но он не выпускал меня и трижды сильно ударил ногой, обозвав при этом негодяем. Помещик был сильный мужчина, и ему чуть было не удалось снова повалить меня наземь. Несмотря на неожиданность, боль и ушибы, я узнал в моем противнике ненавистного соперника. Ревность, гнев и стыд за то, что со мной обошлись так жестоко и подло, заставили меня забыть и о смирении и о послушании, которые так нравились отцу Пиньону. Кротость мгновенно сменилась бешенством и яростью. Адское пламя мести обожгло мое сердце. Дьявол, которого я, наверное, призывал в тот момент на помощь, не замедлил явиться и снабдил меня своими дьявольскими средствами. Рядом со мной лежала груда огромных камней. Я схватил камень и бросился на врага так стремительно, что он не успел защитить обнаженную голову – шляпа у него упала во время борьбы, – и получил удар страшнейшей силы, от которого замертво упал к моим ногам. Все это случилось так быстро, что слуга не успел прийти к нему на помощь. Увидев, что его господин упал, он перепугался и закричал: «Убили! Убили!». Меня сковал ужас. Это была первая смерть, учиненная мною. Я был так потрясен и подавлен, что даже не помышлял о бегстве. Из соседних домов сбежались люди, задержали меня, передали в руки правосудия, и меня приговорили к каторге. Под грузом несчастий, находясь уже на каторге, я совершенно забыл обо всех добрых наставлениях монастырской братии, я познал дурные стороны жизни, понял, что родился под несчастливой звездой, и решил сам бороться со злым роком. Однажды во время дорожных работ я сговорился с четырьмя моими товарищами по несчастью о побеге, и мы бежали. При этом нам, к сожалению, пришлось убить одного из надсмотрщиков, когда тот пытался нас задержать. С тех пор я и подвизаюсь в этом незавидном ремесле. Ничего другого мне не оставалось делать. Не выдержав несчастий и горя, Хуанита умерла, когда я еще был на каторге. После нее осталась дочь Мария. Я обожаю мою дочь, сеньор дон Фаустино; я люблю ее еще и потому, что она живо напоминает мне Хуаниту. Но она стыдится меня, бежит от меня, не хочет меня видеть.

Воспитатели вложили в нее кое-какие добрые мысли и чувства, по забыли внушить ей любовь и уважение к отцу. Кто бы я ни был, я отец. Божья заповедь так и гласит: «Чти отца своего».

Многое можно было на это возразить, но доктор счел более разумным не спорить с Xоселито и промолчал.

XXIV Sunt lacrimae rerum [94]

Не дождавшись ответа, Хоселито продолжал: