Иллюзии Доктора Фаустино

Отчаявшись, он пришел к тому, чем некоторые кончают и многие начинают; стал приискивать себе место, ибо понял, что твердое жалованье – это странноприимный дом для нищих в сюртуках, монастырский суп для просвещенной голытьбы, приют и убежище для начитанных попрошаек. В конце концов доктор определился в министерство внутренних дел с окладом в восемь тысяч реалов в год. Так, падая и возвышаясь, получая отставку и снова оправляясь от падений, наш герой на четырнадцатом году службы и на семнадцатом – пребывания в Мадриде дошел до жалованья в четырнадцать тысяч реалов.

Доктор плохо справлялся с чиновничьими обязанностями, но у него всегда находились друзья, которые его поддерживали.

Иные люди, менее способные, чем доктор, становились столоначальниками, государственными советниками и даже министрами. Так бывает, это всем известно. Но известно и то, что это происходит по счастливой (не для страны, конечно) случайности. Однако не всем выпадает такой случай. Ведь и в лотерею не все выигрывают. По свойствам своего ума и характера, в силу особой идиосинкретичности, как теперь говорят, доктор принадлежал к тому сорту людей, которые по собственному почину, без вмешательства случая, не могут подняться выше достигнутого уровня. Хоть этого достиг – и то слава богу.

Об этом отрезке жизни мы рассказываем кратко и бегло, ибо он не очень важен для развития основной линии нашей правдивой истории, если читатель вообще согласится, что в ней есть какая-то единая линия в классическом понимании единства действия.

Доктору было стыдно сознавать, что он только помощная фигура в министерстве, и он не хотел ехать в Вильябермеху, пока не возвысится до роли главного действующего лица. Ведь в родном селении его считали кладезем учености, выдающимся талантом, самым благородным рыцарем, помещиком и комендантом крепости из всех, что когда-либо существовали на земле. Так он дожил до сорока с лишним лет, был бит судьбой, но от иллюзий не избавился.

Каждый вечер он давал себе слово, что завтра же примется за дело: начнет писать великий трактат по философии, закончит начатую грандиозную эпопею, изобретет нечто такое, что весь мир ахнет. Однако он ничего не делал и не сделал.

Каждое утро доктор шел в присутствие, разбирал бумаги и клевал над ними носом, потом ел осточертевший ему турецкий горох, если никто не приглашал на нечто более существенное. Вечерами он ходил по гостям. Знакомые, можно сказать, никак к нему не относились. Он никому не переступал дороги, разве что таким же горемыкам чиновникам, как он сам, но таких скромных людей среди его знакомых не было. Люди светские, с которыми он водился, стремились стать по меньшей мере министрами или главными откупщиками министерства финансов на Кубе, лица духовные – епископами, военные – генералами и диктаторами. Конечно, если бы доктор попал в компанию торговцев маслом или уксусом, то там и его карьера многим показалась бы завидной. Политический трамплин был так пружинист, а правительственная чехарда разыгрывалась столь стремительно, что у любого акробата был шанс на хороший прыжок. Доктор тоже хранил радужные надежды и предчувствовал, что придет его время, и ему станут завидовать. Эти надежды развлекали и утешали его,

XXVII Концы сводятся с концами

Многим покажется невероятным, что дон Фаустино Лопес де Мендоса не сумел сделать карьеру в Мадриде. «Может быть, он недостаточно умен?» – подумают некоторые. Если бы он был глуп, то автор и нарисовал бы его таким. Однако писатель изобразил его умным, хотя и странным молодым человеком. Тем более непонятно, почему дон Фаустино не мог выбиться в люди в этом суетном обществе, где возвышения происходят удивительно легко и просто.

Об этом уже много говорилось в предыдущей главе. Однако, рискуя прослыть докучливыми, мы добавим еще некоторые соображения – для ясности.

В Испании ум, если можно так выразиться, слишком рассредоточен: у нас почти не встретишь общественную группу людей, которые вместе были бы и полезны, и деятельны, и трудолюбивы, и легко управляемы, и послушны, и энтуэиастичны, как это бывает в других, более счастливых странах, где ум сосредоточен в немногих личностях.

Вообще говоря, в Испании не меньше умных людей, чем в других странах, но зато ум этих людей несколько ограничен. Поэтому у нас чаще говорят о ловкости и смекалке, чем об уме. Однако эти качества не подкрепляются солидными знаниями – для этого мы слишком ленивы, – поэтому они не дают тех добрых плодов, которые могли бы дать. Хотя смекалистых людей в Испании много, все же среди них трудно найти такого, кто обладал бы этим качеством в высшей степени, кто выделялся и возвышался бы над остальными, завоевал бы всеобщее признание и был бы способен руководить другими. Отсюда – неустойчивость власти и руководства и недостаточное уважение к тем, кто их осуществляет. Но отсюда же – обилие желающих исполнять власть и их уверенность в том, что они могут претендовать на самые высокие титулы.