Иллюзии. Приключения Мессии поневоле (сборник)

Я никогда не говорю «черт побери» или «проклятье» — это осталось у меня с детства. Но я был совершенно ошеломлен, и больше сказать было просто нечего. Что происходило с моим ключом? Дональд Шимода был где-то там, за горизонтом, километрах по крайней мере в ста. Я повертел ключ в руках, внимательно осмотрел его, чувствуя себя обезьяной, которая тупо пялится на колесо, вертящееся у нее перед глазами. Этому должно быть какое-то простое объяснение.

Наконец, мне все это надоело, и я сдался. Бросив ключ в сумку с инструментом, я развел костер и достал сковородку. Спешить было некуда. Я мог оставаться здесь целый день, если бы захотел.

Оладья в сковородке уже поднялась, вот-вот пора была ее переворачивать, и тут я услышал звук, доносящийся с западной части неба.

Этот звук никак не мог принадлежать самолету Шимоды, никто не смог бы найти меня в этом поле, одном из миллионов полей Среднего Запада, но я знал, что это был он, и начал насвистывать, следя за оладьей и небом одновременно, стараясь придумать, что бы сказать небрежно этакого, когда он приземлится.

Конечно же, это был «Трэвэл Эйр». Он низко пролетел над моим «Флитом», заломил лихой поворот, нырнул к земле и приземлился с положенной для нормальных самолетов скоростью. Он подкатился поближе и выключил двигатель. Я не сказал ни слова. Помахал ему рукой, но молча. И продолжал насвистывать.

Он вылез из кабины и подошел к костру.

«Привет, Ричард».

«Ты опаздываешь», — сказал я. «Оладья уже почти сгорела».

«Прости, пожалуйста».

Я вручил ему стаканчик воды из ручья и жестяную тарелочку с половинкой оладьи и куском маргарина.

«Ну как там все закончилось?» — спросил я.

«Все отлично», — сказал он с мимолетной улыбкой. «Едва унес ноги».

«Я уж начал в этом сомневаться».

Некоторое время он молча жевал оладью.

«Ты знаешь», — сказал он наконец, обдумывая поглощаемое, — «это просто отрава».

«А никто и не говорит, что ты обязан есть мои оладьи», — сказал я сердито. «Почему это все так ненавидят мои оладьи? Никто не любит мои оладьи! Почему это так, Небесный Учитель?»

«Дело в том, — сказал он, усмехнувшись, — и я сейчас говорю от имени Бога, что ты веришь в то, что они хороши, и поэтому на твой вкус они хороши. Попробуй свою оладью без глубокой веры в то, что ты веришь, и ты почувствуешь, что это нечто… вроде пожарища… после наводнения… на мельнице, тебе так не кажется? Кстати, ты, конечно же, специально положил в оладью эту траву?»

«Прости. Она, видно, упала с моего рукава. Но тебе не кажется, что сама по себе оладья, нет, конечно же, не трава, и не этот немного подгоревший кусочек, нет, сама оладья по себе, тебе не кажется…?»

«Гадкая», — сказал он, возвращая мне всю свою половину оладьи, одного укуса ему оказалось вполне достаточно. «Я скорее умру с голода. Персики еще остались?»

«В коробке».

Как же он нашел меня на этом поле? Сыскать десятиметровый самолет, затерянный в десятках тысяч квадратных километров полей, вовсе не просто, особенно, если при этом лететь против солнца.

Но я дал себе слово не спрашивать. Если он захочет, он сам мне скажет.

«Как же ты нашел меня?» — спросил я. «Я ведь мог приземлиться, где угодно».

Он открыл банку с персиками и ел их с ножа… довольно сложное занятие.

«Все подобное взаимопритягивается», — пробормотал он, уронив ломтик персика.

«Что?»

«Космический Закон».

«А-а».

Я доел оладью и почистил сковородку песком из ручья. Конечно же, оладья удалась просто на славу.

«Может объяснишь? Как это получается, что я подобен вашей высокочтимой персоне? Или под словом „подобное“ ты имел в виду, что наши самолеты похожи, да?»

«Мы, чудотворцы, должны держаться вместе», — сказал он. В его устах это прозвучало очень мягко, но мне почему-то стало не по себе.

«А… Дон. Ты сейчас сказал… Может ты уточнишь, что ты имел в виду под этим — „мы, чудотворцы“?»

«Судя по положению гаечного ключа „на 17“ в ящике, я могу сказать, что сегодня утром ты баловался левитацией. Или я ошибаюсь?»

«Да ничем я не баловался! Я проснулся… эта штука разбудила меня, сама!»

«Ну да, сама». Он смеялся надо мной.

«Да, сама!»

«Ричард, да ты разбираешься в механике чудес столь же основательно, как и в приготовлении оладий!»

Тут я промолчал, просто сел на одеяло и замер. Если он собирался что-нибудь сказать, он сам скажет в свое время.

«Некоторые из нас начинают учиться таким вещам подсознательно. Наш бодрствующий ум не может их принять, поэтому мы творим чудеса во сне». Он посмотрел на небо, на первые облака. «Потерпи, Ричард. Мы все на пути к новым знаниям. Теперь они придут к тебе немного быстрее, и, оглянуться не успеешь, как станешь старым мудрым духовным маэстро».

«Что значит, не успеешь оглянуться? Я не хочу знать всего этого. Я не хочу ничего знать».

«Ты не хочешь ничего знать».

«Нет, я хочу знать, почему существует мир, и что он из себя представляет, и зачем я живу в нем, и куда я денусь потом… я хочу это знать. И научиться летать без самолета — вот моя мечта».

«Жаль».

«Что жаль?»