Читаем Иллюзии. Приключения Мессии поневоле (сборник) полностью

На следующий день, когда солнце стояло в зените, а желающих покататься еще не было, он остановился у крыла моего самолета. «Помнишь, что ты сказал, узнав о моих проблемах, ну, что никто не хочет слушать, сколько бы чудес я не совершил?»

«Нет».

«А ты помнишь тот день, Ричард?»

«Да, день я помню. Внезапно, ты показался мне таким одиноким. Но я не помню, что тогда сказал».

«Ты сказал, если я завишу от того, волнует ли людей то, что я говорю, то мое счастье зависит от первого встречного, а не от меня самого. Я пришел сюда, чтобы узнать очень простую истину: „Не важно, говорю я или нет“. Я выбрал эту жизнь, чтобы рассказать людям, как устроен этот мир, но с тем же успехом я мог выбрать эту жизнь, чтобы вовсе ничего не говорить. Абсолюту не надо, чтобы я рассказывал всем о том, как устроен мир».

«Это и так ясно, Дон. Я мог бы тебе об этом сказать давным-давно».

«Ну, спасибо большое. Я нашел то, ради чего прожил эту жизнь, я закончил работу всей жизни, а он говорит: „Это и так ясно, Дон“.»

Он смеялся, но в то же время, он был печален, и тогда я не знал отчего.

19

Твое невежество измеряется тем, насколько глубоко ты веришь в несправедливость и человеческие трагедии. То, что гусеница называет Концом света, Мастер назовет бабочкой.


Слова, которые я прочитал в «Справочнике Мессии» накануне, были единственным предупреждением. День проходил как обычно. Я стоял на верхнем крыле моего «Флита», заливая бензин в бак, и с удовольствием поглядывал на небольшую толпу желающих прокатиться. Его самолет после посадки подрулил к ним и остановился, подняв своим широким винтом небольшой ураган. Но в следующую секунду раздался легкий хлопок, будто лопнула шина, и тут толпа сорвалась с места и побежала. Шины на «Трэвэл Эйр» были в полной сохранности, мотор, как и за секунду до этого, тихонько урчал на холостых оборотах, но в матерчатой обшивке фюзеляжа у пилотской кабины зияла большая дыра, Шимоду отбросило к дальней стенке, его голова свесилась вниз, а тело казалось совершенно неподвижным.

Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что Дональда Шимоду только что застрелили, еще секунду, чтобы бросить канистру, спрыгнуть на землю и рвануть к нему. Все было похоже на киносценарий, на сцену из любительского спектакля — человек с дробовиком в руках, убегающий вместе со всеми — он пробежал так близко от меня, что я легко мог бы дотянуться до него рукой. Теперь я вспоминаю, что мне на него было наплевать. Во мне не было ни ярости, ни удивления, ни ужаса. Главное, надо было как можно быстрее добраться до кабины «Трэвэл Эйр» и поговорить с моим другом.

Казалось, что у него в руках взорвалась бомба. Кожаная куртка и рубашка на левом боку были залиты кровью и свисали лохмотьями, видны глубокие раны, словом, алое месиво.

Его голова упиралась в правый нижний угол приборного щитка, возле ручки зажигания, и я подумал, что, если бы он пристегивался в полете, его бы так сильно не швырнуло вперед.

«Дон, ты в порядке?» Глупее вопроса не придумаешь.

Он открыл глаза и улыбнулся. Его лицо было мокрым от крови. «Ричард, как все это выглядит?»

Услышав, что он заговорил, я почувствовал огромное облегчение. Если он может говорить, если он может думать, то с ним все будет в порядке.

«Слушай, приятель, если бы я не знал, кто ты такой, я бы сказал, что ты влип в историю».

Он не шевелился, только чуть-чуть повернул голову, и внезапно я снова испугался, больше его неподвижности, чем этого кровавого месива. «Я не знал, что у тебя есть враги».

«У меня нет. Это был… друг. Лучше, чем, если б… какой-нибудь возненавидевший меня бедняга… навлек на себя… всякие беды… убив меня».

Сиденье и стенки кабины были сплошь залиты кровью — придется немало потрудиться, чтобы снова отмыть «Трэвэл Эйр», хоть сам самолет практически не был поврежден. «Должно ли так было случиться, Дон?»

«Нет…» — тихо сказал он, едва дыша. «Но я думаю… мне нравится драма…»

«Ладно, давай быстрее! Исцеляйся! Судя по размерам толпы, нам сегодня придется много полетать!»

Но пока я подбадривал его шутками, несмотря на все свои знания и все свое понимание реальности, мой друг Дональд Шимода упал на ручку зажигания и умер.

В моей голове будто с грохотом что-то взорвалось, мир покачнулся, я соскользнул с крыла и упал в траву, залитую кровью. «Справочник Мессии» вывалился из кармана и раскрылся, ветер заиграл его страницами.

Я поднял его6 не глядя. Неужели этим все и кончается?! — думал я, и все, что говорит Мастер, лишь красивые слова, которые не могут спасти его, когда на фермерском поле на него бросается какой-то жалкий бешеный пес.

Мне пришлось прочитать трижды, прежде чем я смог поверить, что на этой странице было напечатано:


Все в этой книге может оказаться ошибкой. Конец.

Эпилог

Перейти на страницу:

Все книги серии Terra-Super

Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)
Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)

Дилан Томас (Dylan Thomas) (1914–1953) — английский РїРѕСЌС', писатель, драматург. Он рано ушел из жизни, не оставив большого творческого наследия: немногим более 100 стихотворений, около 50 авторских листов РїСЂРѕР·С‹, и множество незаконченных произведений. Он был невероятно популярен в Англии и Америке, так как символизировал новую волну в литературе, некое «буйное возрождение». Для американской молодежи РїРѕСЌС' вообще стал культовой фигурой.Р' СЃР±орнике опубликованы рассказы, написанные Диланом Томасом в разные РіРѕРґС‹, и самое восхитительное явление в его творчестве — пьеса «Под сенью Молочного леса», в которой описан маленький уэльский городок. Это искрящееся СЋРјРѕСЂРѕРј, привлекающее удивительным лиризмом произведение, написанное СЂСѓРєРѕР№ большого мастера.Дилан Томас. Под сенью Молочного леса. Р

Дилан Томас

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза