Иллюзии свободы. Российские СМИ в эпоху перемен (1985-2009)

Уже через неделю после того, как началась моя работа на улице Правды, пошел я, пользуясь правом земляка, к Виктору Григорьевичу и спросил совета, как стать главным редактором газеты. Он посмотрел на меня без осуждения, ибо, как опытный педагог, понимал, что для меня, начинающего свой путь в газете, этот вопрос был непраздным. «Научиться быть главным редактором, – сказал он тогда мне, – нельзя, даже если ты очень старательный ученик. Им можно только стать, если способен много работать и не жалеть себя». Работать главным редактором по-афанасьевски значило прочитывать и тщательно редактировать газету от передовой статьи и до самой короткой информации на последней полосе. И делать это изо дня в день, вкладывая в газету все, что можешь и на что способен.

«А что касается наиболее важных качеств главного редактора, – заметил тогда же Виктор Григорьевич, – то я думаю, это прежде всего не мешать ребятам (журналистам газеты) работать, проявлять себя в полную силу. Даже самый способный главный редактор, если он будет пытаться все делать сам за других, быстро себя исчерпает. Кроме того, если ты претендуешь на роль главного в газете, не надо никогда ребят сдавать, твоя задача – защищать их. Уметь держать удары за других – самое трудное и самое важное в работе главного редактора».

Размышляя теперь, спустя много лет, о той беседе, я думаю, что совет этот был не просто продуман. Он был выстрадан всей жизнью Виктора Афанасьева, человека из того трагического поколения россиян, родившихся в 1922 г., тех, кто первыми встретил великую и страшную войну в 1941 г. и остался там, чтобы другие могли жить. Помню, шли мы как-то поздним вечером вместе домой после журналистской встречи, зашел разговор о минувшей войне. Я знал, что он в прошлом фронтовой офицер, награжденный боевыми орденами и медалями, и потому спросил его о судьбе школьных товарищей – соучеников. Он рассказал тогда мне, что из десяти ребят его школьного класса с войны вернулись только двое, заметив при этом: «Помню об этом всегда». В этом «помню всегда» мне послышалось признание – «живу и работаю за них».

Природа поступила мудро, наделив этого человека волей, характером, способностями, ибо понимала, что ему надо сделать значительно больше, чем другим, сделать не только за себя, но и за тех ребят-одноклассников, которые не вернулись с войны. О его способности работать в любых условиях ходили легенды. Была и такая очень известная: об афанасьевских двух страницах написанного текста. Чтобы ни случилось, как бы он ни был занят, в течение дня обязан был выдать две страницы научного текста. Если вдруг не удалось сегодня, то завтра нужно было сделать четыре страницы. А уж если так сложилась неделя, что не смог написать должные шесть – восемь – десять страниц, то обязан это сделать в воскресенье. Я спросил Виктора Григорьевича и об этом. И он ответил безо всякого пафоса: «А что делать, если хочешь что-то сделать в науке?» И Виктор Григорьевич, загруженный до предела заботами главного редактора газеты «Правда», почти каждый год издавал научную книгу, каждая из которых становилась событием в научном мире. Монография В.Г. Афанасьева «Социальная информация и управление обществом» получила широкую известность и стала основой советской научной школы по проблемам социальной информатики. Признанием научных достижений стало избрание его действительным академиком Академии наук СССР.

За свою жизнь мне не приходилось встречать человека, который бы отличался работоспособностью, равной Виктору Григорьевичу. Все, что он сделал, чего достиг – всех высот и вершин, он достиг сам, за счет своей феноменальной работоспособности. И все, что он окончил, – институт, аспирантуру, и все, что защитил, – кандидатскую, докторскую диссертации – было сделано заочно, когда он служил в армии, работал в вузах, обеспечивал семью, растил детей...

Когда человек самобытен, он самобытен во всем. Виктор Афанасьев был человеком удивительной (особенно по нынешним временам) неприхотливости и скромности. Я говорил в самом начале о дачном поселке Усово по Рублевскому шоссе, где мне приходилось наблюдать очень редкие его загородные посещения дачи: в Новый год, в майские праздники и, может быть, в какие-то домашние, семейные даты. А что касается самой дачи, которая была ему выделена и которой он пользовался вместе с семьей, то этот маленький финский домик из древесностружечных плит можно было назвать дачей, только обладая очень большим воображением. По сути, это был сарайчик – времянка с отоплением, в который нынешние владельцы дач-замков на Рублевском шоссе не поселили бы и свою прислугу. Но надо было знать Виктора Григорьевича – человека, который жил совсем другими заботами и интересами. Убежден, ему и в голову не приходило как-то оценивать, сравнивать свое дачное жилище. Впрочем, в этом элитном поселке советских времен большая часть домов и домиков были подобными.