Иллюзия

Вестибюль был серым, как логово гигантского паука. Повсюду висели грязные брезентовые чехлы, похожие на паутину, готовую завлечь неосторожного посетителя. Ни допотопных ковровых покрытий, ни мебели семидесятых годов, ни стойки администратора. Все было демонтировано. Кое-что подготовили, но ничего не сделали и уж тем более ничего не завершили. Из щелей в стенах торчали полихлорвиниловые желоба и трубы, похожие на обескровленные перерезанные вены. Лампы в потолке были демонтированы, скрученные провода болтались, как зрительные нервы, оставшиеся от вырванных глазных яблок. Освещение вообще отсутствовало, не считая световых люков наверху на всех трех этажах бесконечных галерей, опоясывающих этого монстра. Не самый удобный вариант, но в предвечерье видно было достаточно четко, и Юго мог сориентироваться. Подвал – вот где придется туго! Телефон не поможет, так как нигде не ловит сигнала, и Юго по привычке оставил его дома. Не важно, он выкрутится.

Юго перешагнул через несколько рулонов, вероятнее всего скатанных ковровых покрытий, которые едва поместились бы в прицеп тридцатитрехтонного грузовика, и вошел в «центральный двор». Несомненно, как и показалось ему при первом знакомстве с Большим Б, это место напоминало тюрьму с рядами внутренних галерей и дверей, выходящих во внутренний дворик; не хватало только защитных решеток от самоубийц и глазков для наблюдения. По крайней мере, здесь он не может заблудиться: все расположено по прямой, другого пути нет.

Остальные серые брезентовые чехлы издавали гулкий звук, лениво колыхались на сквозняке, которого Юго даже не ощущал. Через определенные промежутки попадалась открытая дверь, ведущая в одну из квартир, но вход в нее защищала не слишком эффективная полупрозрачная штора. Проходя мимо одной из них, Юго заглянул внутрь и невольно представил, как бы он отреагировал, если бы вдруг заметил там силуэт или просто какую-то тень на фоне света. Зависит от того, будет ли она перемещаться, как зомби, или это кто-то из наших…

Почему у него возникли такие мысли? Так с ним всегда – выходить за пределы реальности, заполнять пробелы, предвидеть худшее, даже желательно что-то ужасное… Если бы моему мозгу были не свойственны такие завихрения, я бы не мог писать. Именно из таких ни на что не похожих отклонений и рождаются романы. Иначе это просто мир, каким мы его знаем, тусклая, ничем не примечательная, зачастую самоубийственная банальность.

По крайней мере, он позитивный…

Какой-то чехол хлопнул громче, чем остальные, и Юго вздрогнул. Черт, это же просто фигня, предназначенная для работы, расслабься! Легко сказать…

С галерей раздался целый хор таких же звуков.

Юго уже начал сомневаться в успехе своего предприятия, когда добрался до конца корпуса Б/У и оказался перед высокими окнами, из которых снова открывался вид на долину. Лифты, которые он проигнорировал, располагались рядом с лестницами, обслуживающими различные уровни, и он стал спускаться пешком. Не успел он пройти и несколько ступенек, как дневной свет померк. С каждым шагом Юго все больше погружался во мрак. Последний отрезок пути пришлось пройти в полной темноте. Юго разозлился на себя за то, что не догадался взять телефон хотя бы для освещения. Он замедлил шаг и коснулся стены, чтобы сориентироваться. Ты уже большой мальчик, даже смешно, ну чего ты боишься?

Он не мог объяснить своих опасений. Но страх был каким-то утробным. Наверное, так чувствует себя насекомое, приближаясь к дыре, где гнездятся большие мохнатые пауки? Не зная, что эти неумолимые хищники бесшумно поджидают его? Ну вот, еще несколько шагов, ну же, чуть ближе, еще чуть-чуть, ровно настолько, чтобы я не смог упустить тебя, чтобы мои хелицеры[18] впились в твой хитин, пронзили тебя, чтобы вливать в тебя яд, пока он не начнет растворять твои внутренности, а я с наслаждением стану сосать твой сок, пока ты будешь биться в конвульсиях, еще живой, полностью осознавая, что это я, чудовище, пожираю тебя.

Опять больное воображение, которое разыгрывается в самые неподходящие моменты.

Юго почти не двигался. Он еще не вошел в полностью неосвещенную зону, она находилась дальше, может быть, пятью или шестью ступенями ниже.

Он спустился на одну ступеньку. Ему показалось, что слюна у него загустела, ее стало труднее глотать. Ты что, совсем сбрендил? В тридцать четыре года? Боишься темноты?

Но это было что-то другое.

Что-то не нравилось ему в этом непонятном оцепенении.