Они подошли к площадке роддома. Новой встречи с отцом Джульетты они не планировали, не собирались уговаривать его повидаться с дочерью, когда та будет подниматься, — но Джанс вдруг передумала, ощутив, что ее мочевой пузырь сильно напоминает о себе.
— Мне очень надо в туалет, — сказала она Марнсу, смутившись, как девочка, которая признается, что не может потерпеть. Во рту у нее пересохло, а в желудке урчало от выпитой воды — а может, от страха перед возвращением домой. — И я бы не возражала, если бы удалось еще раз встретиться с отцом Джульетты, — добавила она.
Кончики усов Марнса приподнялись, когда он услышал это оправдание.
— Значит, сделаем остановку.
В приемной было пусто. Знаки на стенах напоминали о соблюдении тишины. Джанс посмотрела через стеклянную перегородку и увидела медсестру, идущую к ней по темному коридору. На ее нахмуренном лице появилась улыбка, когда она узнала Джанс.
— Мэр, — прошептала она.
— Извините, что не предупредила заранее, но я надеялась увидеться с доктором Николсом. И воспользоваться вашим туалетом, если не возражаете.
— Конечно. — Сестра нажала кнопку и открыла дверь, пропустив их. — С тех пор, как вы к нам заходили, у нас два раза были роды. Мы тут еле справляемся из-за этой поломки генератора…
— Энергетических каникул, — поправил Марнс. Голос его прозвучал громче и более хрипло.
Медсестра сердито посмотрела на него, но лишь кивнула, будто принимая его слова к сведению. Она сняла с вешалки два халата и протянула им, велев оставить вещи возле ее стола.
В комнате ожидания она указала им на скамейки и добавила, что пойдет поищет доктора.
— Туалеты там. — Медсестра указала на дверь с почти стершимся от времени символом.
— Я быстро, — сказала Джанс и с трудом поборола желание пожать руку Марнса — настолько привычным стал для нее в последнее время этот тайный жест.
В туалете почти не было света. Джанс повозилась с незнакомым замком на двери кабинки, негромко выругалась, когда в желудке сильно заурчало, потом наконец-то распахнула дверь и торопливо уселась. Пока она облегчалась, в желудке словно вспыхнул огонь. У нее даже перехватило дыхание от смеси долгожданного облегчения и боли из-за того, что она так долго сдерживалась. Джанс просидела там, как ей показалось, целую вечность. Ноги у нее неудержимо дрожали, и она поняла, что потратила слишком много сил во время подъема. Мысль об оставшихся двенадцати этажах привела ее в ужас и наполнила страхом. Закончив, она переместилась на биде, кое-как вымылась и вытерлась полотенцем. Во время всех этих действий она блуждала в полумраке незнакомого помещения, хотя в своей квартире и офисе, размеры и обстановку которых она знала наизусть, она справилась бы и на ощупь.
Джанс вышла из туалета на подгибающихся ногах, размышляя, не придется ли остаться здесь, переночевать в одной из кроватей для рожениц, подождать до утра и уже потом двинуться к своему офису. Открыв дверь в комнату ожидания и направившись к Марнсу, она едва ощущала ноги.
— Ну как, лучше? — спросил он, сидя на скамье так, чтобы рядом осталось место для нее.
Джанс кивнула и тяжело уселась. Она дышала часто и неглубоко и гадала, стоит ли признать, что она сегодня уже не сможет идти дальше, если Марнс решит, что она слишком устала.
— Джанс? Ты в порядке?
Марнс подался вперед. Он смотрел не на нее, а на пол.
— Джанс! Да что случилось, черт побери?
— Говори тише, — прошептала она.
Вместо этого он завопил:
— Доктор! Сестра!
За стеклянной перегородкой показался чей-то силуэт. Джанс откинула голову на подголовник скамьи, пытаясь сказать непослушными губами, чтобы он не кричал.
— Джанс, дорогая, что ты сделала?
Он держал ее ладонь, поглаживая. Затем встряхнул руку. Джанс хотелось только одного — спать. Послышался топот бегущих к ним людей. Вспыхнул яркий свет. Медсестра что-то крикнула. Послышался знакомый голос отца Джульетты. Уж он-то разрешит ей лечь. Он поймет, как она устала…
Они что-то говорили о крови. Кто-то осматривал ее бедра. Марнс плакал, слезы скатывались по его седым усам, пронизанным редкими черными волосками. Он тряс ее за плечи, заглядывал в глаза.
— Я в порядке, — попыталась сказать Джанс.
Она облизала губы. Такие сухие… И во рту ужасно сухо. Она попросила воды. Марнс достал свою флягу, поднес к ее губам, плеснул.
Она попыталась глотнуть, но не смогла. Ее уложили на скамью, доктор касался ее ребер, светил в глаза. Но вокруг становилось только темнее.
Марнс сжимал флягу, а другой рукой поглаживал ее волосы. Он что-то бормотал. Его что-то огорчило. Насколько у него больше энергии, чем у нее. Она улыбнулась и протянула к нему руку — каким-то чудом ей это удалось. Она взяла его руку и сказала, что любила его. Любила, сколько себя помнит. Ее усталое сердце наконец выдало секрет Марнсу, по лицу которого текли слезы.
Она видела его глаза, ясные, с морщинками в уголках. Они смотрели на нее, потом уставились на флягу в его руке.
Флягу, которую он нес.
«Вода, — поняла она. — В ней был яд, предназначенный для него».
17