Иллюзия бессмертия

В результате этого мы должны будем отнести широко распространенную реакцию на преждевременнуюсмерть к числу наиболее важных мотивов, порождающих веру в бессмертие. Ужасно представить себе, что как первая, так и вторая мировая война привели каждая к гибели среди солдат и мирного населения миллионов человек, большая часть которых находилась в молодом или цветущем возрасте. В настоящее время в США около девяноста пяти тысяч человек каждый год теряет жизнь в результате несчастных случаев, около шестнадцати тысяч человек совершают самоубийство. Каждый год более двухсот пятидесяти тысяч детей умирает, не достигнув пятнадцати лет. Не менее половины всех смертей в Америке падает на молодой и средний возраст, то есть до шестидесяти пяти лет включительно.

Но поскольку США в отношении низкого уровня смертности и по продолжительности жизни занимает одно из первых мест в мире, то положение в большинстве других стран соответственно еще хуже. Эти различные количественные показатели ясно говорят, почему у людей является обычным ощущение того, что смерть мошеннически отнимает у наших друзей, семей и всего человечества значительную часть опыта, который по праву им принадлежит. Если бы каждый человек, родившийся в США или других странах, жил до семидесяти или восьмидесяти лет, то исчез бы один из наиболее могучих факторов, ведущих к вере в бессмертие.

Смертные ищут в бессмертии много различных видов вознаграждения, помимо тех, которые нами были уже упомянуты. Один человек может желать другого существования прежде всего потому, что он потерпел неудачу в любви, другой потому, что никогда не был как следует признан социальной верхушкой, третий потому, что его жажда знания осталась неудовлетворенной. Этот последний мотив часто играл большую роль среди людей высокого ума и научных способностей; например, он, несомненно, играл большую роль в возникновении у Платона заинтересованности в бессмертии. Среди религиозных людей желание достигнуть более ясного видения бога и быть вместе с Христом, несомненно, было искренним и могучим элементом в их надежде на вечную жизнь. Иногда жажда знания после смерти принимает форму чистого любопытства по поводу того, что будет происходить на земле; у многих имморталистов имеется причудливое представление, согласно которому из другого мира, как с сиденья на спортивной арене, они будут смотреть вниз на земной шар и наблюдать разносторонний прогресс людей и наций, друзей и любимого дела.

Есть также дополнительные мотивировки веры в бессмертие, которые в целом могут быть названы философскими. Английский гегельянец Бернард Бозанкет, например, придерживается мнения, что «стремление к продолжению жизни по сути дела, есть стремление к удовлетворительной целостности... То, о чем мы действительно заботимся, это не простое продолжение нашего „личного“ существования, но или сопутствующее этому продолжению освобождение, какое-то утверждение наших главных интересов, или какое-то устранение постоянной неудовлетворенности» (Bosanquet В. The Value and Destiny of the Individual. London, 1913, p. 274-275). С этой точкой зрения тесно связано представление, что только в случае, если есть бессмертие, жизнь имеет «смысл». Это просто другой способ выражения того, что, если нет бессмертия, жизнь ничтожна или неразумна, и, как было указано в предыдущей главе, такие заявления влекут за собой очень далеко идущие метафизические и этические предположения. Они явно связаны со всей философией ценности, которая обладает сомнительным достоинством и представляет собой немногим более чем рационализацию слишком человеческой тенденции требовать космического статуса для человеческих желаний и идеалов. Говоря словами Джона Дьюи, имморталисты стремятся к верному, твердому, постоянному в противоположность неизвестному, меняющемуся, непрочному. Или, выражаясь словами доктора Гораса Каллена, они хотят совершенной свободы, то есть «гладкого и непрерывного потока поведения; перехода желания в исполнение, мысли в действие, действия в факт» в царстве, где «опасность, зло и неудовлетворенность не существуют» (John Dewey and others, p. 434). Таким образом, становится очевидным, что тщетность какого-нибудь человеческого побуждения, стремления или идеала может иметь значение в том смысле, что она приводит к вере в потустороннее существование. Это особенно верно в отношении более эгоистичных и самоутверждающих действий, хотя интерес к потусторонней жизни не обязательно означает эгоизм.