Аид не представлял, кто такой этот Адонис, но, глядя на сияющее лицо Персефоны, решил, что он недурственно бы смотрелся распиленным на сотню маленьких кусочков.
– Надо еще забежать в общагу, переодеться… – продолжала болтать девушка.
«Если я скормлю его своим собакам, его ведь не найдут? Да, да или да?»
– Ты и сейчас ничего.
Ладно, это все были шутки. Ну да, немного мрачные шутки про убийство. Умом Аид понимал, что Персефоне жизненно необходим какой-нибудь розовощекий отличник с роскошными мускулами и смазливой рожей, которому можно морочить голову, обжиматься с ним по углам, глазеть на цветочки, вместе мечтать о свадьбе, детях и ипотеке, или о чем там еще мечтают влюбленные, а потом спокойно бросить его и найти другого, точно такого же, чтобы Аид ненавидел и его точно так же, бросая мрачные взгляды в духе: «Только попробуй обидеть эту королеву, засранец, и даже самый умелый танатокосметолог[12]
не сможет потом отреставрировать твою мордашку».– Не уверена… Возможно, я переоденусь в красное.
– Оно тебя старит, – буркнул Аид, даже не глядя в ее сторону.
– А белое?
– Полнит.
– Серьезно?
– Угу. Кошмарно выглядишь. – На самом деле ее изящной фигуре с тоненькими запястьями и выпирающими ключицами могла позавидовать любая топ-модель из тех, что бегали за Аполлоном.
Она наигранно возмутилась:
– Дурацкая шутка, немедленно извинись!
– Тогда возвращайся скорее. – Он наконец оторвал взгляд от книги, из которой не запомнил ни единой строчки. – Извинюсь. Даю слово.
«Возвращайся. Я покажу тебе свою душу», – эти слова лучше выразили бы его мысль, но он, конечно, ни за что бы ни произнес их вслух, одна формулировка повергала его в ступор.
Протаращившись в книжку еще около часа (самый никчемный час в его жизни, потому что взгляд то и дело соскальзывал со строчек, которые не представляли для него ни малейшего интереса), Аид задремал, так и оставшись полулежать в гигантском кресле.
Очнулся он от ощущения, что кто-то уселся на подлокотник.
– Что, вечеринка не очень?
– Кажется, кое-кто там был не особо мне рад. – Персефона пожала плечами. – Знаешь, типичная плебейская реакция: ненавидеть то, чего не понимаешь.
Ее темные глаза мерцали – звезды, скрытые за тяжелой пеленой ночного неба, и у Аида будто внутри затянулся узел, когда она посмотрела на него.
– Хотела спросить кое-что.
Он изогнул бровь:
– Да?
И только сейчас почувствовал, как что-то холодит его шею. Он осторожно скосил глаза. Короткое прямое лезвие, костяная рукоятка с серебристыми письменами.
Справедливости ради, это его не особо удивило. Чего-то в этом духе он всегда от нее ожидал. И, черт возьми, в ту минуту она была прекрасна. Она была очаровательна в своей отравляющей сущности, обычно скрываемой под тысячей нежных цветов. И вот эта девушка рассердилась, когда он заподозрил ее в убийстве Семелы? Было бы с чего.
– Где ты вообще взяла эту штуку? – спросил он.
– Мамочка подарила. Дамасская сталь!
– Напомни мне никогда не связываться с твоей матерью, хорошо?
Она нервно хихикнула.
– Вчера ты спросил у меня, не я ли убила свою соседку. Семелу.
– Точно, – кивнул Аид, вздрогнув, когда она подставила палец к губам. – И если ты так отводишь от себя подозрение, получается у тебя не очень.
– Со мной-то все понятно, у меня алиби. – Она машинально поправила спадающий вырез белого платья. Ее кожа светилась в полутьме, как рассветное облако. – А вот твое алиби сомнительно. Вернее, я, конечно, тебя прикрыла, но мы-то знаем, что у тебя его не было…
Аид не знал, как реагировать на творящуюся чертовщину. Он даже не был уверен в том, что это ему не снится. Хотелось только смотреть в бездонную глубину этих странных, точно неживых, навеки завороженных тайной, огромных глаз. Хотелось видеть эту безумно алую улыбку. Хотелось слушать и слушать тихие, странные слова, неторопливо падающие с этих очаровательных губ. И, желательно, без холодка у шеи – поэтому он резким движением выдернул нож из пальцев Персефоны и отшвырнул его в сторону. Оглушительный звон, пронесшийся по всему Царству, казалось, не смутил ее.
– А ну, признавайся, – пропела она, нависнув над ним на локтях. Шутя? В этом Аид был не уверен. Ее большие оленьи глаза искрились от сдерживаемых эмоций: он видел улыбку, но и угрозу тоже. И затаенный страх. И ощерившегося зверя.
Он тихо засмеялся, не удержавшись, и помотал головой, мол, «это точно не я». Аид понимал, что это даже не полноценный ответ, но этого оказалось достаточно, чтобы Персефона не пыталась дознаться любой ценой.
– Пожалуй, мне надо извиниться. – Она не спешила отстраняться.
– Чего уж теперь, – буркнул Аид.
– Скажешь еще что-нибудь на пассивно-агрессивном?
Он склонил голову набок, рассматривая ее сосредоточенное и заинтересованное лицо.
– Хватит уже искать виноватых. Смерть поимеет всех.