Иллюзия греха

Как только нога его коснулась пола, крепкие руки схватили его, а рот моментально оказался залеплен пластырем. Руки его стянули сзади веревками. Впереди он увидел открытый люк, ведущий на улицу. Двое охранников взяли его под руки и потащили к люку, снаружи Мирон увидел еще двоих, которые помогли ему выбраться из подвала и сесть в микроавтобус. От страха и неожиданности он почти ничего не соображал и послушно подчинился приказу, когда ему велели сесть на пол между сиденьями. Единственное, что он успел увидеть, — это водителя, двух автоматчиков и какого-то толстого человека. Все они были в милицейской форме. Сверху Мирона накрыли большой тряпкой, вонявшей бензином и еще чем-то неприятным. От этого запаха у него заслезились глаза и защипало в носу.

— Сидеть тихо, — услышал он голос откуда-то сверху, — не дергаться, не разговаривать и вообще не шуметь.

Из-за тряпки он ничего не видел, но по звукам догадался, что между другими сиденьями тоже рассаживают людей. Наконец дверь машины захлопнулась и заурчал мотор.

Сначала ехали очень медленно, потом скорость резко увеличилась, машину начало трясти на неровной дороге, и Мирон все время ударялся головой обо что-то острое и металлическое. Тело, скрюченное в неудобной позе с заведенными назад руками, быстро затекло. Со стороны водителя доносились обрывки разговора, но невнятные. Разговаривали вполголоса. Мирон напряженно вслушивался в слова, пытаясь хоть что-нибудь понять.

— Гануся устроит мне за то, что не ночевал...

— Да ладно, за такие деньги-то...

— Это мне деньги, а ей-то? Надо наврать чего-нибудь...

— Наврешь, дело нехитрое...

Разговор шел на темы. Мирону непонятные или неинтересные. Про то, в каком месте лучше собирать грибы, про родственников Гануси, которые на днях будут забивать кабана и просят помочь, про производственные козни какого-то Остапчука, который спит и видит закончить службу не в Ужгороде, а хотя бы в Харькове, а еще лучше — в Киеве.

Машина плавно замедлила ход и постепенно притормозила. Внезапно Мирон даже через накрывавшую его тряпку понял, что резко изменилось освещение.

— Все, братки, приехали, вылазьте, — услышал он тот же голос, который в самом начале приказывал всем сидеть тихо, не дергаться и не разговаривать.

Мирон сделал неловкую попытку подняться, но затекшие ноги не слушались его, а помочь себе руками у него возможности не было. Его вдруг охватила почти детская надежда, что о нем забудут, оставят его в этом микроавтобусе, а потом ктонибудь его выпустит отсюда. Может быть, повезет? Он замер в своей неудобной позе, втянув голову в плечи, стараясь даже, чтобы от его дыхания не шевелилась накрывавшая его отвратительная вонючая тряпка. И тут раздался громкий, усиленный мегафоном голос:

— Выходить по одному! Оружие оставить в автобусе! Руки за голову! Стреляем на поражение.

Попались! Они попались! От радости Мирон хотел закричать, но рот его был накрепко залеплен пластырем, и ему удалось издать только тихое сдавленное мычание, которое вряд ли кто услышал. Теперь мысль о том, что о нем забудут, не заметив в темном салоне под грязной тряпкой, показалась страшной и вызывала панику. Он вдохнул поглубже, набрав в грудь побольше воздуха, и снова замычал, изо всех сил мотая головой и стараясь привлечь к себе внимание. Рядом послышались шаги, тряпку сорвали, чьи-то руки рывком вытащили его из узкого пространства между сиденьями и поставили на ноги. Мирон покачнулся, затекшие ноги плохо держали его, но стоящий рядом человек не дал ему упасть и подтолкнул к выходу из автобуса.

Мирон увидел, что микроавтобус стоит на летном поле, и узнал тот аэродром, на который прилетел две недели назад. Все пространство вокруг было залито ярким светом, и всюду стояли вооруженные люди в форме спецназа. Тех, кто выходил из автобуса, сразу заводили в стоящий неподалеку самолет. И были они уже в наручниках. К нему подошел среднего роста мужчина с высокими залысинами и серьезными глазами. Сорвав резким движением пластырь, он строго спросил:

— Имя?

— Уциев Асланбек.

— Чеченец?

— Я ингуш. То есть не совсем... я...

— Почему с пластырем и связан?

— Не знаю. Наверное, Василий боялся, что я начну кричать.

— Заложник?

— Нет, я...

— Значит, охранник? — перебил мужчина.

— Да нет же, — торопливо заговорил Мирон, боясь, что его сочтут таким же, как те, которые подчинялись Василию, — я вообще не с ними. Меня пригласили с Наташей заниматься.

— Чем заниматься?

— Математикой и физикой. Послушайте, там Наташа, она совсем беспомощна, она инвалид. Спасите ее, пожалуйста.

— Разберемся, — коротко ответил мужчина. — Илья, этого на борт полета семнадцать.

Веревки сняли, и вокруг запястий Мирона тут же защелкнулись наручники. Его провели мимо самолета, в который заводили охранников, приехавших вместе с ним. Чуть дальше стоял еще один самолет, такой же маленький «кукурузник», на борту которого красовался номер 5017. В салоне он сразу увидел того толстого милиционера, который был в автобусе. Мужчина с залысинами поднялся на борт следом за Мироном.

— Ну что, Петрович, готов ехать?