Иллюзия «Я», или Игры, в которые играет с нами мозг

Наше культурное воспитание может даже повлиять на то, как мы смотрим фильм. В одном исследовании японские и американские студенты смотрели подводные съемки со всевозможными рыбами и растениями[474]. Затем американские студенты лучше запомнили больших рыб, в то время как японские студенты вспоминали больше деталей о фоне и отношениях между объектами. Им дали задачу на узнавание, где конкретные виды рыб были представлены на естественном фоне подводного мира либо на новом нейтральном фоне. Американские студенты узнавали вид рыбы независимо от фона, в то время как японские студенты были сбиты с толку отсутствием фона (т. е. разрушением целостности образа). В другом исследовании с привлечением представителей разных восточных народов, а также американских и китайских участников, все смотрели видеоролик про косяк рыб, где одна рыба плыла впереди остальных. Это можно было интерпретировать так, будто она ведет за собой косяк либо что она изгнана из косяка сородичами[475]. Американские студенты думали, что отделившаяся рыба, скорее всего – лидер, а китайские студенты интерпретировали ролик как фильм об одинокой рыбе, отвергнутой стаей.

Культура влияет не только на то, что мы видим, но и на то, чего мы не видим. Мы думаем, что отчетливо воспринимаем все происходящее вокруг нас, но на самом деле можем пропускать очевидные вещи, поскольку не уделяем им особого внимания. Это обнаруживается при решении задач типа «найди отличия». Посмотрите внимательно на две фотографии на рисунке 9. В них есть некоторая разница, найдите ее (ответ – в конце главы).

Рис. 9. Слепота к деталям:представители восточных культур, как правило, замечают разницу быстрее

Наша неспособность замечать разницу между изображениями называют «слепотой к изменениям» (change blindness). Действительно, у разных людей способность к обнаружению разницы неодинакова. Если вы способны целостно воспринять картинку, то вы скорее заметите разницу. А те, кто сосредоточен на отдельных элементах, потратят на это больше времени, поскольку рассматривают пространство по частям, фрагментарно. В результате они не видят леса за деревьями. Оказалось, что жители Востока быстрее обнаруживают разницу, поскольку смотрят на картину в целом. Это заметно даже по траектории движения глаз, если ее регистрировать[476]. Однако движения глаз – одна из базовых, первичных функций. В принципе мы почти не контролируем ее. Так как же культура может сформировать это?

Как процесс развития формирует характер нашего восприятия мира

Получается, что люди Востока и Запада видят мир по-разному? Один из возможных ответов состоит в пластичности мозга. Она позволяет развивающемуся мозгу кодировать соответствующие ощущения, формируя характер их восприятия.

Мир полон сложности и двусмысленности. В нем царит «цветущий и жужжащий беспорядок», как однажды написал Уильям Джеймс[477]. Мы стремимся придать всему смысл, организуя информацию в смысловые схемы. В большинстве случаев это происходит почти автоматически – в рамках «программного пакета» (который мы унаследовали со своими генами), организующего процессы работы мозга, порождающие определенное восприятие.

Однако прижизненный процесс познания организует наше мышление. И делает это все лучше по мере того, как мы становимся опытнее в понимании закономерностей мира. Это ведет к формированию определенных ожиданий, и человек может предсказывать события.

Вдобавок к нашим «встроенным правилам» познания мира, важнейшим источником опыта являются другие люди. Мы уже говорили о том, что младенцы ориентированы на людей с самого рождения. Нисбетт (автор вышеупомянутой книги «География мышления») уверен, что наши самые ранние контакты со взрослыми тоже формируют способ нашего видения мира. Например, восточные и западные матери по-разному общаются и разговаривают со своими младенцами. Матери США намного чаще устраивают игры, где нужно называть отдельные игрушки. Японские матери обычно вовлекают своих детей в социальные игры. Например, в одном эксперименте наблюдали, как американские и японские матери взаимодействовали со своими детьми, имея одинаковые игрушки[478].

Американские матери в два раза чаще называли игрушки и обращали внимание ребенка на качества каждого предмета. А японские матери не называли объект, но они больше вовлекали ребенка в игры с обменом вроде «на, возьми, а теперь дай мне обратно». Даже язык в этих двух культурах по-разному акцентирует индивидуальные и относительные качества предметов[479]. Наверное, поэтому восточные дети отстают от западных в сортировке объектов по категориям, зато более искусны в выделении общих свойств объектов.

Эти неодинаковые способы категоризации мира влияют и на социальные параметры. Но они не устанавливаются на всю жизнь (как данности, запечатленные в критический период).