— Лучше кулёк карамелек. — Лицо Альбины стало серьёзным. — А ещё лучше пакетик монпансье. Ты ничего не перепутала, подружка? Человек второй месяц на свой страх и риск документы в ящике держит, а ты крохоборничаешь!
— Но не покупать же ей на самом деле шубу? — Щёки Лидии покрылись румянцем.
— Шубу — не шубу, но конвертик принести придётся, — поджала губы Альбина. — Ты что-то совсем зажадничалась, Лидочка.
— Другие в ЖЭК с шоколадкой идут, и ничего. — Стараясь не встречаться взглядом с подругой, Загорская опустила глаза.
— Что хохлу хорошо — свинье смерть! У нас не тот случай, чтобы являться к человеку с пачкой печенья. Неизвестно ещё, сколько времени придётся придерживать бумаги, — возразила Альбина. — А если случится так, что младшенький выпросит у Бориных мальчиков отсрочку, тогда что делать будем?
— А ты научи племянничка заранее, что да как. — Лидия шумно вздохнула. — Ладно, раз ты так считаешь, давай подъедем к твоей барышне с чем-нибудь подороже. Французские духи подойдут?
— Если они не с вьетнамского рынка — вполне. — Кусочкина поставила на стол две тарелки. — Я думаю, флакон приличных духов и долларов сто на первый раз достаточно, а там жизнь покажет.
— За эти полтора месяца Тополь меня в могилу сведёт. — В голосе Лидии опять появилась безнадежность. — Если бы ты только знала, Алечка, как невыносимо его присутствие в моей квартире!
— Держать мужчину в доме вообще негигиенично, я тебе всегда об этом говорила, — невозмутимо произнесла Кусочкина и достала из ящика стола вилки. — Ладно, Лидусь, не грусти, переедем мы твоего Лёню по всем правилам стратегического искусства, только дай срок. Через два месяца всё это тебе уже будет казаться страшным сном. Только вот одно плохо… — Стараясь не рассмеяться, Альбина прикусила губу.
— Что? — испугалась Загорская.
— Придётся тебе вместо Лёньки искать нового квартиранта.
— Ну уж нет, хватит с меня нахлебников! — воскликнула Лидия. — Если я сумею выпутаться из этой истории, я вообще на мужиков смотреть перестану.
— Будешь хомутать не глядя? — выдвинула предположение Кусочкина.
Лидия хотела возразить и даже уже недовольно сдвинула брови, но неожиданно её лицо озарила улыбка и тёмно-карие глаза покрылись тёплой плёночкой янтарной поволоки. Не отвечая, она сняла с кастрюли крышку и подцепила самую большую картофелину.
К чёрту все диеты! К чёрту все правила и привычки! Пусть жизнь всё сама расставит по своим местам, а в случае чего, мы ей поможем это сделать правильно.
— А это ничего, что я на них пятнадцать лет жизни истратила? — Стараясь сдержать слёзы, Надежда запрокинула голову, прикусила губу и принялась внимательно разглядывать потолок, как будто это не простая, крашенная водоэмульсионкой поверхность, а экран кинотеатра, на котором вот-вот покажут что-то хорошее. — Значит, пока доллар не скакнул, я была для них хороша, а сейчас вдруг они вспомнили, что я инвалид и что для моего пошатнувшегося здоровья работа главного бухгалтера чрезмерно утомительна?
— Надюш, — обаятельно улыбаясь, Руслан присел на мягкий подлокотник кресла и легонько чмокнул жену в макушку, — ты же не маленькая, всё прекрасно понимаешь, что к чему.
— А что толку от моего понимания? — Не удержавшись, Надежда всхлипнула, ещё сильнее закусила губу и на какое-то мгновение затихла, пережидая, пока от горла отхлынет противная горьковато-солоноватая волна. — Русь, ну это же смешно: двадцатилетняя соплюшка никогда не справится с этой работой так, как я! И потом, какой из неё главный бухгалтер совместного предприятия, в двадцать-то лет?! Господи, это же глупость! Ну посуди сам, что она умеет — кофе подавать и улыбаться?
— Надюш, взгляни на вещи реально. — Руслан провёл рукой по волнистым волосам Надежды, распущенным по плечам. — Вероятнее всего, эта девочка ничего не соображает в бухгалтерии, и опыта работы у неё тоже никакого нет в силу её возраста. Но эта соплюшечка ослепительно улыбается всем и вся, кому надо и кому не надо. И потом, она согласна числиться главбухом всего лишь за двести долларов в месяц.
— Вот именно, что числиться! — горячо откликнулась Надежда. — Какой от неё толк?
— Надюш, видимо, у начальства несколько иное видение этого вопроса.
— Да какое там видение? Какое может быть видение, если эта вертушка ещё три года назад школьную форму носила?! Дело же не в двухстах долларах.
— И в них тоже. Зачем платить восемьсот, когда можно обойтись двумя сотнями? Ты же не будешь работать за такие деньги, правда?
— Да что ж я, Богом обиженная?! Сегодня доллар тридцать, а завтра опять к шести скатится, и что останется от зарплаты — кошкины слёзы? Соображать же надо головой, а не другим местом. Ты что же думаешь, как только этот несчастный доллар откатится обратно, дирекция тут же побежит восстанавливать бухгалтерии прежнюю зарплату? Это же какой надо быть наивной, чтобы рассчитывать на такое.
— В двадцать лет мы все были наивными, Наденька. — Руслан снова улыбнулся. — Этой девочке глубоко всё равно, что будет завтра, её интересует сегодня, а её сегодня ей очень даже нравится.
— А как быть мне?