— А почему у меня должно что-то дрожать? У него ничего не дрожало, когда он меня выбрасывал на улицу, как шелудивого кота, так отчего же меня должна грызть совесть? И потом, мне чужого не нужно, я хочу взять своё. У них с Надькой отличная трёхкомнатная квартира, так почему бы им слегка не потесниться?
— Но ты же переписал квартиру на Семёна добровольно?
— И что из того?
— А то, что никаких материальных претензий ты теперь выдвигать не имеешь права. Знаешь, как говорится, умерла так умерла. Ну подумай сам, что ты в суде скажешь? Я прописал в квартиру сына, а он меня из моей же избушки и выгнал?
— Да, как-то смешно получается, — расстроился Леонид, — прямо сказка про зайчика. Но как же мне теперь быть? Не могу же я до конца своих дней копаться в чужой грязи и жить в засранной коммуналке? Ты пойми, Сань, я такой жизни просто не выдержу. Я уже и так думал, и сяк, и наперекосяк — ничего не получается.
— А чего бы тебе не жениться ещё разочек?
— Издеваешься, да? — обиделся Тополь.
— А что, тебе не привыкать. Найдёшь себе какую-нибудь зазнобу с квартиркой, и все проблемы решатся сами собой.
— Так я вроде как женат… — неуверенно пролепетал Тополь.
— А чего ж ты тогда теряешься? — Черемисин достал из кармана брюк кошелёк. — Не знаю, как поступишь ты, но я бы на твоём месте подавал в суд, но только не на Семёна — тут ловить нечего, — а на твою Лидию.
— По закону она имеет право не прописывать меня на своей жилплощади. Как ты её заставишь, если квартира приватизирована на неё одну?
— А вот знаешь, тут вопрос спорный. С одной стороны, так, а с другой — выбросить тебя за порог она тоже не имела права. Если бы у тебя была своя жилплощадь, то конечно, а если таковой не имеется… Когда ты выписывался из своей однушки, у тебя на руках было её заявление, то есть согласие, на то, что она ничего не имеет против твоего проживания на своей территории. Если взяться за это с умом, ещё неизвестно, как оно всё выйдет. Конечно, предсказать что-либо заранее сложно, но в этом случае есть варианты. — Александр достал из кошелька сложенные купюры. — А с Семёном я бы тебе не советовал завязываться. Слов нет, паршивец он редкостный, но по закону, как ни крути, он имел право распоряжаться своим имуществом.
— Да он к этому имуществу никаким боком не относится! — вспылил Леонид.
— Это мы с тобой знаем, а для суда он — хозяин проданной квартиры, их лирика не интересует, понимаешь? Есть эмоции, и есть факты. Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят… — принялся пересчитывать имеющуюся наличность Черемисин. — Для суда твои душевные переживания… сто… не представляют ровно никакого интереса. Сто двадцать пять, сто тридцать… Их на жалость не пробьёшь.
— Но по-человечески меня понять можно?! — с обидой проговорил Леонид.
— По-человечески — да, но в суде нет такого критерия — «по-человечески». У них один критерий — закон, а Семён не совершил ничего, что бы противоречило закону. — Отсчитав нужную сумму, Александр обратился к продавщице: — Девушка, можно вас на минуточку?
— Вы решили, что будете брать? — Встав со стула, девушка мило улыбнулась и подошла к прилавку, возле которого стояли приятели.
— Будьте так добры, покажите вот это колечко.
— С турмалином? Девятнадцатое?
— Да, его. — Взяв в руки кольцо, Черемисин внимательно осмотрел его со всех сторон и протянул обратно девушке со словами: — Я его возьму. Выпишите, пожалуйста, чек.
— Хорошо. — Продавщица что-то быстро написала на узеньком бланке. — Пожалуйста, в кассу, и не забудьте проставить на обратной стороне печать. Коробочку брать будете?
— А как же, — улыбнулся Александр.
— Синюю или красную?
— Синюю или красную? — Черемисин обернулся к Тополю.
— А какая из них дешевле? — Будто боясь пропустить ответ, Леонид вытянул шею.
— Они в одну цену, — слегка усмехнулась девушка.
— Тогда бери синюю, она богаче смотрится, — посоветовал Тополь.
— Хорошо, с вас сорок рублей. Давайте чек, я впишу.
— Сколько-сколько?! А чего ж не четыреста? — потрясённо протянул Тополь и поднял на продавщицу обалделый взгляд. — Сань, сдалась тебе эта коробочка! Я знаю Нину, она не обидится, если кольцо будет в пакетике.
— Что-то ты, Лёнь, совсем заэкономился. — Александр протянул девушке чек.
— Тут заэкономишься… — От жалости к себе, несчастному, губы Тополя вдруг задрожали. — Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется?
— Чего? — Взяв чек, Черемисин двинулся к кассе.
— Ты даже не можешь себе представить, как бы мне хотелось встретиться с этим щенком, моим сынулей, лицом к лицу, чтобы он посмотрел мне в глаза, подлец! Три месяца, мерзавец, прячется за Надькину юбку! Если бы я только его встретил, я бы ему, как курёнку, не задумываясь, свернул шею, и поверь, во мне бы ничегошеньки не дрогнуло.
— Н-да… — Черемисин подошёл к очереди в кассу. — Молодой человек, вы крайний?
— Я. — Парень обернулся, и вдруг его лицо стало белее простыни. — Отец? — едва шевеля губами, прошептал он.
— Ну, вот и встретились… сынок, — зло процедил Леонид и обернулся к приятелю: — Познакомься, Саня, это Семён Леонидович Тополь, мой сын и… наследник. Прошу любить и жаловать.