Римэ остро вспомнила, что так ёрнически-покровительственно он разговаривал с нею годы, если не века, назад. Она была тогда ещё совсем юной и слегка отупевшей от бесконечной учёбы и, казалось, безответной любви. А он… — он был знаменитым Одиноким Волшебником!
— А что легче различить: тучу, несущую громы и молнии, или комок пыли, от которой и вреда-то никакого? Так, разве кто-нибудь особенно чувствительный расчихается…
— Ну, безусловно же, тучу! Я только всё никак не могу понять, к чему ты задаёшь риторические вопросы?
— Это для нас с тобой они кажутся риторическими, а вот никто ещё не задавал их…
— Ну-у… вроде бы так…
— Тогда смотри… Лоз не жив, но и не умер: рассыпался пылью, но исчез лишь частично.
— То есть?
— Ну, то есть, он понемногу вселился в чахликов, в Квадру, в дурака-Арнита, наконец. В ещё не знаю кого или что!
— Погоди-ка! А зачем ему это, и чего он может добиться таким образом? Ты же сам говоришь, что Лоз не жив… Какой вред от пресловутого комка пыли?
— Не понимаешь?
Римэ помотала головой.
— Я сказал, что он не жив, так?
— Та-ак…
— Но он и не мёртв — вот что для нас сейчас важно. Просто существует в какой-то пустой нише между Дальним Миром и Ближним, постоянно прорастая здесь. Помнишь книгу, найденную Хаймером в Тильецаде? Конечно, рукопись сохранилась далеко не полностью, но, насколько я понял, наш враг, превратившись в камень, а затем, рассыпавшись, смог спрятаться прямо у всех на виду. Заметь также, что я ни разу не сказал, будто Лоз утратил свою силу. Нет, он растерял немалую её часть, но осталось ещё вполне достаточно, чтобы натворить в Сударбе, а может, и в других мирах небывалых бед.
— Так чего же он хочет-то? — не унималась Римэ.
Их коснулся нездешний и равнодушный холод, всегда приходивший при одном упоминании об этом существе, его сущности и сути.
— А ничего! Хотя… Чего может хотеть сгусток злобы и несправедливости? О существовании любви он и не догадывается, впрочем, как и о ненависти. Богатство ему не нужно. Вообще любые страсти и желания, равно как и страдания или страх, неведомы Лозу. У него, пожалуй, остаётся лишь ожидание власти да единственное стремление: всё обратить в ничто… Вот скажи, зачем, людям рабы?
— Чтобы выполнять и предупреждать любые желания повелителей.
— Верно-верно! Но мы ведь знаем…
— …что как таковых желаний у Лоза нет, да и быть не может… — закончила за него Прорицательница и задумалась. — А правда, тогда зачем?
— Дело в том, что оньрек, через который он предпочитает действовать — в нашем мире фактически бесплоден. Размножить это растение может лишь человек. Он должен ухаживать за слабенькими молодыми побегами, благо чахлики неприхотливы и нуждаются лишь в постоянном присутствии садоводов. Окрепнув, неблагодарные питомцы окончательно порабощают своих кормильцев, начиная уничтожать их чувства и мысли, а потом и диктовать поступки. Вот тебе, собственно говоря, и объяснение той эпидемии, которая внезапно охватила Амграману.
VIII
Грейф Нюд получил должность Императорского Предсказателя совсем недавно. Этот человек слыл в Сударбе фигурой скандальной. Одни считали его безумцем, другие — шарлатаном, третьи — просто злобным шутником. Находились и такие чудаки, которые искренне верили его словам. В конце концов, кое-что из предсказанного им иногда всё-таки сбывалось, правда, часто не совсем так, как говорил почтеннший господин Нюд. Но что вы хотите от старика? И вообще прорицания нельзя принимать буквально!
Цервемза, просмотревший по поручению Арнита немало кандидатур, остановил свой выбор на старом Грейфе Нюде. Возможно, он тогда счёл, что благообразный вид, тягучий голос и безнадёжная (в некоторых случаях!) глухота смогут вызвать расположение подданных Сударбской Короны.
Советник никак не мог понять, почему Император принимает пророчества Грейфа Нюда всерьёз. Меж тем Предсказатель почти полностью завладел мыслями Государя. Пока это не имело никаких последствий, но Цервемза был начеку. И потом, старый царедворец очень надеялся, что беседы с Прорицателем отвлекут Арнита от семейных проблем.