Читаем Иллюзия пользователя. Урезание сознания в размерах полностью

И, следовательно, станет возможным понять, когда и куда протекает кровь в мозгу, когда мы думаем, разговариваем и напеваем.

Несмотря на то, что физиологический смысл в том, что мы думаем, прежде чем сказать, действительно имеется, это не отвечает на вопрос о том, как мы вообще способны научиться говорить. Откуда она исходит, эта возможность реконструировать информацию, которая не содержится в той информации, которую мы получаем?

Дети учатся говорить — и понимать. Это занимает несколько лет, и на самом деле никто не представляет, каким образом они это делают. Но все мы сделали это в свое время. Мы научились понимать, что такое лошадь. Мы научились слушать рассказы про лошадей и представлять себе, о чем в них говорится.

Отличный пример — сказки. Дети любят, когда им читают. Им нравится слушать сказки снова и снова, когда взрослые сидят рядом с ними и читают.

Детям нравится слушать одни и те же истории снова и снова, потому что они практикуются в понимании. Вместе со взрослыми они изучают благородное искусство ассоциаций. Или угадывания ментального состояния автора, которое было занято лошадьми, когда он писал эти слова.

Требуются годы, чтобы овладеть особыми маневрами, показанными в зарисовке «дерева речи».

Дерево демонстрирует, как рассказчик упаковывает большое количество информации в малое количество информации. Она проходит вниз по левой стороне. Много информации превращается в мало информации. Генерируется эксформация. Затем это небольшое количество информации передается через горизонтальную «трубу» и будет получено в неизменном виде. Следующая проблема заключается в том, как связать полученное, передать вверх по дереву и получить все ассоциации, которые необходимы, чтобы представить себе принца и принцессу на белом коне.

Складываются пути ассоциаций, модели узнавания, которые дети обожают воспроизводить снова и снова.

Но как это возможно? Как может ребенок догадаться, каким образом получить больше информации, чем присутствует в рассказе? Как могут крошечные кусочки информации запускать такую лавину явлений? Как эксформация отправителя может приводить к воспроизведению старой информации у получателя? Информация (из полученного опыта с лошадьми) не присутствует в сознании получателя здесь и сейчас — но что же тогда вспоминается?

Как может информация, которая ранее была отсеяна из сознания в процессе создания мысли, снова быть вызвана к жизни, чтобы эксформация рассказчика вызвала воспоминания о ранее отсеянной информации у получателя? Как вообще возможно составить из информации отправителя волнующие воспоминания в получателе?

Единственный реальный ответ на эти вопросы — «идите и спросите у детей». Только они способны воспроизводить непостижимый процесс обретения этой способности. Но мы все делали это. Все мы когда-то были детьми. Так что даже если мы забыли о том, как мы приобрели эту способность, точно так же, как забыли о том, как научились ездить на велосипеде (но ездить при этом не разучились!), возможно, у нас получится реконструировать хотя бы часть того, что при этом происходит.

В любом случае мы можем сказать следующее: в этом процессе должно присутствовать больше информации, чем в словах, которые были произнесены на самом деле. В противном случае нам бы никогда не удалось догадаться, что нужно подумать, услышав те или иные слова. В конце концов, нам совершенно точно не удается воспроизводить в своей голове информацию, когда мы слышим слово, которое никогда не слышали раньше — к примеру, «erecacoexecohonerenit» — не так ли?

Но ведь дети этому учатся. Должно быть что-то еще, нечто большее, чем текст, когда мы читаем его вслух. И это на самом деле есть: взрослый.

Маленькие дети могут учиться у взрослых. Снова и снова.

Тогда должно быть что-то еще, нечто большее, чем просто слова, в контексте, который может научить детей разговаривать. Более чем просто вербальная информация.

Это ведет нас к вопросу: есть ли каналы между деревьями иные, нежели устные, и если есть, сколько информации в них содержится? Действительно ли разговор является только сценой для гораздо большей и гораздо более реальной постановки? Действительно ли процесс говорения является только небольшой частью разговора?

Если это так, нам нужно приготовиться к еще одному неприятному вопросу: когда мы разговариваем друг с другом, мы отдаем себе отчет в том, что мы разговариваем. Это заполняет наше сознание. Но если большая часть разговора происходит вне говорения, и остальное имеет место в нашей голове — почему мы сами об этом не знаем? Каким образом сортируются наши мысли, прежде чем они облачатся в слова? Существует ли демон, сортирующий информацию?

Является ли сознание только вершиной ментального айсберга? Является ли сознание таким же жалким и таким же беспомощно комичным в ощущении собственной важности, как и информация?

Ответ должен таиться в битах.

СОЗДАНИЕ ГАЗЕТЫ

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже