Доминирующая тема нашего времени, если изъясняться в терминах этой книги — это сознание, которое восстанавливает себя через признание бессознательного; компьютерный формализм, восстанавливающий себя через признание непредсказуемости; описания, восстанавливающиеся себя через признание того, что описывается; низкая пропускная способность, восстанавливающая себя в признании высокой пропускной способностью. Смысл в том, что мы никогда не сможем исчерпывающе понять мир без исчерпывающего понимания мира в целом — то есть каждого без исключения элемента мира. Все взаимосвязано, и мы не можем исчерпывающе осознать что-то одно, если исчерпывающе не поймем все. Но это приводит к возникновению проблемы: подобное полностью исчерпывающее объяснение обязательно содержит столько же информации, сколько то, что оно описывает; полное описание мира займет столько же места, сколько и сам этот мир. Поэтому подобное знание недоступно субъекту — сознанию, которое описывает окружающий мир. Единственная карта, которая отражает все детали территории — это сама территория. Но тогда это уже не будет картой.
Холизм настаивает, что мы можем понять мир как единое целое. Таким образом, как точка зрения на мир холизм является глубоко реакционным.
Более сдержанная точка зрения заключается в том, что мы вообще не можем понять мир. Но мы можем его описать, и каждое описание должно будет признать, что оно является описанием — то есть что-то обязательно будет отсутствовать, информация отсеиваться — это не территория, это карта.
Реакционный аспект холизма заключается в его вере в то, что мы можем дать осмысленное описание мира, поняв несколько общих принципов. Значительный прорыв, который произошел в результате появления компьютеров и теории хаоса — это то, что даже простые фундаментальные законы природы, которые мы узнали за последние несколько столетий, становятся бесконечно непостижимыми, когда им позволяют проявлять себя на практике. Они вычислительно несократимы, если использовать выражение Стивена Вольфрама, упомянутого в Главе 4.
«Мы входим в сумеречную зону», — осторожно ответил физик Крис Лэнгтон на вопрос, как далеко мы уже зашли за грань. «Все равно это произойдет, — добавил он. Мы можем это изучать, чтобы повлиять на его развитие».
Эта сцена отличалась ошеломляющей символической силой. Молодой длинноволосый американец стоял на парковочной площадке возле скромных зданий, в которых размещался Центр нелинейных исследований в Национальной лаборатории Лос-Аламос в Нью Мехико. Лэнгтон шел в своей офис в теоретическом подразделении, Отдел 13, в другом здании на той же площадке.
Между двумя зданиями находится музей, где можно осмотреть реликвии, фотографии и витрины, рассказывающие, как Лос-Аламос стал местом, где создавались атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки в 1945 году, положив конец войне на Тихом океане.
Предметом замечания Лэнгтона была искусственная жизнь — новая область исследования, которая родилась в одной из секций Лос-Аламоса под руководством Криса Лэнгтона в сентябре 1987 года. Он имел в виду, что развитие уже началось, нравится нам это или нет — развитие искусственных форм жизни на Земле, форм жизни, которые живут в виде технологий, созданных человеком, но более им не контролируемых. Когда мы обсуждали этот вопрос в офисе Лэнгтона тем же утром, он ответил так, как это часто делают ученые: «Все равно это случится». Но на этот раз это была не просто отговорка относительно технологии, которая предполагает большие риски — это было еще и сопутствующее ей очарование. Это было простым фактическим наблюдением относительно того, что компьютерные сети на Земле стали сегодня настолько протяженными соединенными между собой системами передачи информации, что у нас больше нет свободного выбора. Мы создали семя искусственной жизни — и несколько тинейджеров вдохнули в него искру жизни. Эволюция имеет свою собственную беспощадную логику: когда имеются условия, возникают живые существа, чтобы ими воспользоваться. И неважно, созданы ли эти условия ни о чем не ведающими биологическими процессами или ни о чем не подозревающими технологическими процессами — жизнь ими воспользуется.
У Криса Лэнгтона обостренное чувство ответственности. И именно по этой причине он создал секцию по исследованию искусственной жизни: начинается эволюция, и имеются определенные этические и моральные принципы, которые нуждаются в обсуждении. «Эти вопросы необходимо обсудить еще до того, как мы будем дальше продвигаться по дороге к созданию жизни искусственным путем», — написал он в своем предисловии к работам первой конференции по искусственной жизни. 6 «Это, возможно, не случайно, что первый семинар по Искусственной жизни был проведен в Лос-Аламосе — месте создания атомной бомбы.