— Потому, что я жду от вас предложений, надо ли те знания, что мы получили здесь, сделать достоянием всего Галактического Содружества. При этом учтите и Р-фактор, и то обстоятельство, что Шоанар, обычный человек, обладает этими взрывоопасными сведениями. Но не в наших правилах лишать его памяти.
Алтарь
Они тронулись в путь с рассветом. Молчали — то ли спросонья, то ли под влиянием переживаний от долгого вчерашнего общения. Амад шел прихрамывая, но довольно быстро, раны его почти не беспокоили. Добрались до реки, нашли лодку. Обстоятельно устроились в ней. Алексей Сковородников сел на весла. Первоначально, приноравливаясь, несколько раз окатил Амада водой. Потом стал грести практически без брызг, а когда их суденышко вышло на стержень и величаво поплыло, подхваченное течением, так больше изображал, чем действительно работал с веслами.
Незаметно рассеялся легкий утренний туман. Речка была невелика, метров тридцать-сорок в ширину — в Консерве вообще не было больших рек, — да еще берега ее заросли многолетним лесом, и казалось, что они скользят по зеленому извилистому коридору. Амад опустил руку за борт и сосредоточенно наблюдал, как вода струится у него сквозь пальцы. Алексей Сковородников молчал, стараясь не мешать ему. Так прошло около часа.
— Странно, — прервал затянувшееся молчание Амад.
— Что — странно?
— Да вот, представилось мне, что наша жизнь похожа на реку. Так же несется куда-то… и летят дни за днями, словно вода сквозь пальцы… Хороший образ, правда?
— Хороший, — согласился Алексей Сковородников, вспомнив несколько земных песен, обыгрывающих эту тему, вроде «издалека долго течет река…», «а на том берегу…», «но мой плот…». — Даже очень хороший. Но что здесь странного?
— Ну как же, — недоумение Амада было искренне сильным, — Создатель же отвернулся от меня, вычеркнул из списка своих детей. Не нашептывает, как прежде, свои мысли. Стало быть, я сам дохожу до новых сравнений… никогда бы не подумал, что такое возможно!
И все же консы не такие, как люди, подумал Алексей Сковородников. Эмоции схожи. Жизненные, чувственные переживания — тоже. А вот мыслят совсем иначе. Все ждут подсказки своего Создателя вместо того, чтобы самому подумать. Впрочем, простейшие бытовые проблемки решают самостоятельно. Где та незримая грань между ним, человеком с Земли, вырвавшимся в безбрежный космос, и Амадом, обитателем маленького искусственного мирка — сконструированной кем-то Консервы? Что по поводу мышления и разумности говорили Яфет с Ником Улиным? Много чего говорили. Сразу и не вспомнишь… Как и о чем спросить Амада, чтобы разница между ними стала понятна?
Поскольку правильной формулировки вопроса не нашлось, Алексей Сковородников промолчал.
Через некоторое время Амад запел.
Все на «Элеоноре» считали, что им несказанно повезло в том, что Алексей Сковородников встретил не рядового конса, а поэта, знающего множество поэм и мифов. Лучшего способа проникновения в мировоззрение консов невозможно было придумать. О многом Амад сам успел сказать вечером. На Алексея посыпался град пожеланий: спроси об этом, узнай, как говорится в преданиях о том, что написали о третьем… Приемо-передатчик, работающий на полную мощь, перегрелся. Пришлось сменить рабочий диапазон. Потом еще раз. Обеспокоенная нерадостной перспективой лишиться связи в самый неурочный момент, при подходе к Урему, Лидочка решительно запротестовала: все, далее переговоры только в случае острой необходимости. Разумеется, периодические доклады, положенные по инструкции, не отменяются. По этому пункту никаких недоразумений и недомолвок.
Часа через три сделали перерыв, причалив к берегу. Размяли ноги, побродив по кустам. Попили воды прямо из речки, зачерпывая паломническими ковшами. Амад доел зайца. Настроение его резко поднялось, и пел он уже в полный голос. Радуясь за него, Алексей Сковородников не утерпел и в свою очередь профальшивил адаптированное под местные реалии «мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор, нам разум дал в стальные руки весла и ширь реки пред нами распростер…». Песня Амаду очень понравилась. Особенно мотивом, на который он не преминул переложить самое известное местное предание — «Сказание об Абаре».
В ответ Алексей Сковородников старательно пропел старинный романс «Твои глаза зеленые». Консовские слова, конечно, резали слух, но мелодию он передал более-менее правильно. Амад, завороженный, надолго замолчал, с некоторой настороженностью поглядывая на своего спутника. Глубины, открывшиеся перед ним, требовали уважения.
Честно говоря, музыки у обитателей Консервы не было. Используемые ими гармоники базировались на двух-трех нотах, тянущихся друг за другом с надоедливым повторением. Да и не только музыка не шла ни в какое сравнение с земной — вообще вся их мифология представлялась много беднее.