— Я уже объяснял свою позицию вашему советнику, Шоанару. Нельзя идти на контакт с Перворожденными! В Сумеречных Созвездиях они уничтожили гуманоидную цивилизацию, когда она была «на взлете» — только-только открыла технологию надпространственных прыжков. Потенциал ее был огромен, коли ближайшие к себе звездные системы она смогла достичь на кораблях, передвигаемых с помощью обычных реактивных движков. Подобные перелеты нерациональны, фактически невозможны как по временным затратам, так и по чисто энергетическим соображениям. Сейчас Перворожденные подбираются к нам…
— Сил на противодействие отправке нашей экспедиции ты затратил немало. Неужели не понимал, что она все равно состоится?
На одном из экранов четко проявилась «улитка» — типичная область подавления нежелательной психической активности. У каждого человека, существа непоследовательного, нелогичного, противоречивого, много таких «улиточек» грелось в мозгу. Понимал Леверье тщету своих усилий, но гнал от себя эту мысль.
Ответа у него не нашлось, ибо компьютерная модель была лишена возможности слукавить или «неправильно понять» вопрос. После мучительной внутренней встряски Леверье смог выдавить лишь бессвязное:
— Что делать… что делать… надо спасать… спасаться… любое общение с Перворожденными смертельно опасно. Нет им места в нашей реальности. Чужие они, совсем чужие… Не наши. Чуждые.
— Как это понимать — чуждые? — спросил Олмир и пожалел об этом, так как в ответ демонстрационные экраны будто взорвались. Уловив, что Леверье являлся руководителем цикла специальных исследований природы Перворожденных и выдал коллективное мнение Ордена, обоснование которого очень непросто, задал следующий вопрос:
— Почему ты убил Джона Акосту?
— Никого… — Олмир почувствовал, что ответ родился с неким опозданием, словно личностные электронные потоки графа преодолевали какое-то внутреннее сопротивление — я не убивал. Не в моих это правилах. Ваши подозрения, возможно, обусловлены слухами: мол, коли Орден считает жизнь любого человека пренебрежимо ничтожной величиной, то его адепты готовы сеять смерть. Особенно среди
— Как это понимать — ведомые?
— Не способные к духовной деятельности. Не умеющие проникать в суть вещей. Не обладающие творческим потенциалом. Двигающиеся по жизни, куда вывезет.
— И много таких?
— Подавляющее большинство.
— Неверно!
— Кто знает…
— Значит, ты считаешь, что в экспедиции Благова столь много ведомых, что допустимо всех их потравить?
— Не понимаю.
На этом уровне, подумал Олмир, Леверье даже не представляет, какое тяжкое преступление он замышлял против наших астронавтов, и явно в растерянности. Вернемся к этому вопросу позже.
— Ты, помнится, благоволил родиниловской школе прорицателей.
— О, прогнозирование, предвидение — мое хобби. Я позволил Роду и Нилу открыть в своем графстве их Обитель. Интересно было наблюдать за их работой. Но, честно говоря, использовал их главным образом в качестве ширмы. Шамон, мой бывший шеф по Первой Школе Гуро, уговорил меня составить психоаналитические матрицы ремитцев, обладающих высоким Совершенством. Особенно тех, кто мог бы обучаться искусству меритских магов.
— Зачем это тебе?
— Ну как же! Ордену это нужно, чтобы познать сущность вашей магии и освоить ее. В этом, по моему мнению, главный резерв его развития. Комитету Защиты Человечества, который представлял Шамон, — чтобы вырастить собственных специалистов, способных при необходимости противостоять вам, магам.
— Что за оборудование было наверху, в потолочных нишах?
— То, что сгорело? Вначале я хотел разместить там психосканеры. Но Шамон привез более совершенную аппаратуру. Поэтому все мои, ранее установленные приборы не использовались. Были обесточены — не изымать же их, когда в Обитель хлынул поток посетителей. Для меня случившийся пожар был большой неожиданностью.
— На сколько людей вы составили психоматрицы?
— Удалось охватить около полутора тысяч человек. Ответственность за техническую сторону дела несла Анн-Мари Ло. Все записи она делала в одном экземпляре. При пожаре они были уничтожены. Уцелел только список исследованных посетителей с указанием времени записи и идентификационного номера.
— Какого номера?
— М… — пауза — идентификационного, стодвадцативосьмизначного.
— Почему такой длинный?
— М… не знаю… — виртуальный слепок личности Леверье искал ответы, и метались по экранам всполохи, натыкались на искусственные преграды, порождая яркие вспышки.
— Где сейчас список Анн-Мари Ло?
— Один экземпляр — у нее, второй у меня.
Хоровод вспышек на экранах все разгонялся и разгонялся.
— Почему он у тебя, а, скажем, не у Шамона или Александра Кунтуэского, работодателя Анн-Мари Ло? Когда ты его заполучил?
— М… не помню… не знаю…
— Ваше Императорское Величество, — неожиданно вмешался Шоанар, — ваши вопросы весьма болезненны. Граф близок к умопомешательству.