Я подмигнула и Адам улыбнулся в ответ. Сдержанно. Затем так же сдержанно поцеловал меня в лоб и направился в кабину. Мужчины закрылись, машина тронулась с места. Очередной переезд. Я забираюсь все дальше от Андариона, но ближе ли к тому месту, которое нагадала Эмилия? Монеты все еще со мной. Орто — поселение закатов. Видя тот, что происходил прямо на моих глазах сейчас, я могла только надеяться, что мы окажемся близко.
Пейзаж почти не менялся. Постоянные поля, песок и местами поселения. Они не были похожи на те, в которых живут люди. Когда мы проехали чуть ли не десятый по счету, я неожиданно поняла, что заброшенные постройки — дома изгоев. Кто-то из них мог быть диверсантом, кто-то вором, кто-то беглым… Андарион контролировал все тридцать два сектора и тем, кто остался вне системы, пришлось туго. Я сама была вне системы. Та книга, с бабочкой, она все еще со мной. Я завернула ее в бумагу от одежды, сложила в матерчатую сумку, вместе с бельем и парой маек, которые мне принес Адам. Я не сказала ему, что вспомнила, момент падения с высокой стены Андариона. Как я забыла все, что теперь собираю по крупицам. Архитектор пытался меня остановить. Он выбрал между жизнью одной из лучших учениц и осведомленностью космических станций о происходящем. Я хотела прекратить конфликт, став чужой для обоих сторон. Значит ни Пустошь, ни Андарион не примут меня. И Адам, сидевший сейчас за стеклом, не будет моим мужем. Рано или поздно все закончится. Надеюсь тогда я вспомню почему пошла против учителя и почему он не убил меня в том туннеле. Ведь это был он. Теперь я знаю, что Призраком был Итан. Отец Розмари.
«— Итан Брайс. Это имя теперь ни о чем не говорит, а когда-то он был гением программирования, а после диверсантом.» Голос Деметры звучал в моей голове, как и ее рассказ и попытке бегства. Она любила его, а он пытался бороться с системой. И, похоже, не оставил этих попыток по сей день.
Утомительная дорога закончилась только под вечер. Жаркие дни настолько сбили мои едва устаканившиеся биологические часы, что я перестала понимать какой сейчас час. Из двадцати семи часов Андариона, по привычке, навязанной мне воспоминаниями о несуществующем прошлом на Земле, воспринимала двадцать четыре. На улице стало темно. Свет станции занял свое место на ночном небе Пустоши. Машина остановилась у крошечной палаточной стоянки. Здесь было не больше пяти шатров, растянутых кругом. Ткань пол цвет песка, легко теряется в общем тоне пустыни, если наблюдать издалека. Рядом расставлены горящие факелы. Как только машина остановилась, в салоне включили свет и женщины засуетились. Все они были постарше меня. Не разговорчивы. Возможно, так и должны вести себя те, кто годами ездят с мужьями. Поведение Зои было активным. Не просто так. Она меня узнала, но ничего не сказала.
Адам вышел из кабины в салон. Он присел у кресла на корточки, пока остальные выходили на улицу. Снаружи подул прохладный ветер.
— Ты как? В порядке?
— Да, все хорошо.
— Задержись немного. Я должен удостоверится, что все спокойно.
Адам сжал в ладони мою руку. Я посмотрела в окно.
— Эй, — прошептал военный, возвращая мой взгляд к себе, — Тревожиться не о чем.
— Хорошо. Делай, что требуется.
Блондин оставил меня на некоторое время. Он встретился с прибывшими военными и проверил условия, в которых мы проведем эту ночь. Вернулся спустя двадцать минут с круассаном, завернутым в бумагу.
— Смотри, что раздобыл! Идем?
Я с удовольствием приняла из его рук ароматную выпечку. Почти как та, что он сам готовил во времена жизни в гарнизоне. Мы не обедали, поэтому я сразу надкусила кусочек, ступая по песку в сторону шатра.
— Наш совсем небольшой, зато уединенно. Не могу гарантировать душ. Он есть, но условия отвратительные. Плюс похолодало.
— Ты очень заботлив. Надеюсь, ночь ты проведешь со мной?
По выражению лица блондина я догадалась, что ночевать придется в одиночку. Это расстроило. В груди поселилась тоска. Без Адама становилось все тяжелее и тяжелее… Наверное это и есть чувство любви? Не страсть, не желание физической близости и поцелуев, а потребность в близком человеке как в воздухе. Мне хотелось видеть его улыбку и одновременно становилось так тяжело от осознания того, что, возможно Эбен чувствовал подобное, в отношении меня… Он не заслужил такого.
— Проходи, — Адам приоткрыл для меня тяжелую ткань импровизированной двери, — Здесь есть все необходимое.
— Кроме душа, — улыбнулась я, — И тебя…
— Я хотел бы остаться с тобой. Но не могу рисковать безопасностью. Как командующий, я старший по званию в этом лагере.
— Но ночь без сна.
Блондин иронично усмехнулся и положил руки мне на плечи.
— Я привык. С пятнадцати лет в полевых условиях. За тринадцать лет научился спать с открытыми глазами.
— И я научусь.
— Зачем?
— Потому что мы будем кочевать по пустыне и возвращаться в гарнизон. Так ведь?