Иллюзия убийства

Звучат трубы, и появляется шейх верхом на белом арабском скакуне, которого ведут два конюха. Густая грива ниспадает по шее, хвост поднят высоко вверх.

Шейх щелкает языком, и конюхи отпускают скакуна.

Высоко подняв копыта, он ступает на настил из человеческих тел. Вместе с седоком конь должен весить около тысячи четырехсот фунтов.

И он шагает по людям!

13

— Топтание, — рассказывает нам фон Райх, наслаждаясь своей обычной ролью лектора, — это обряд в память о чуде, совершенном мусульманским святым. Он въехал в Каир верхом на скакуне по глиняным кувшинам, не разбив ни одного из них. Согласно поверьям шейх, который исполняет этот обряд, не может причинить вреда лежащим людям, так же как святой не разбил кувшины. Если кто-то умрет под копытами — значит, он грешник.

— Ужасно! — Воспринимая происходящее как глумление сильного над беззащитными, я завороженно смотрела на это жестокое представление, не находя в себе силы пошевельнуться, когда тяжелые копыта как кузнечный молот обрушиваются то на одного, то на другого человека. — Почему шейх не может использовать обычные кувшины для этой цели?

— Зачем рисковать? А если его призовые скакуны порежут себе ноги? Скакуны гораздо ценнее, — поясняет лорд Уортон. Все за исключением меня весело смеются по поводу того, что шейх ценит лошадей больше, чем своих подданных. Это подзадоривает лорда. — Все арабы, от князей до пустынных кочевников, любят и лелеют своих лошадей…

— Иногда больше, чем жен, — перебивает его леди Уортон.

— Согласись, дорогая, — лорд Уортон улыбается фон Райху, — если у кого-то имеется несколько жен, как у этих арабов, наверное, находиться в стойле ему иногда бывает приятнее, чем дома.

Мужчины, довольные, снова смеются.

— Пророк Мухаммед в своих заповедях призывал любить лошадь, — добавляет фон Райх. — Бедуин сам будет голодать, но лошадь накормит.

— А как же люди, которые должны терпеть мучения под копытами лошади шейха? — Я, конечно, напрасно задаю этот вопрос, ибо знаю, что у моих собеседников нет сострадания к обездоленным.

— Крестьяне почитают за честь оказаться в таком положении, — отвечает лорд Уортон.

— Вы так думаете? Интересно, что бы чувствовал каждый из нас, если бы пришлось лечь на землю там, у себя дома, чтобы по нашим спинам на лошади проехал член королевской семьи.

Фон Райх едва заметно улыбается мне, в то время как чета Уортон хранит гробовое молчание.

Когда разговор возобновляется и присутствующие начинают сравнивать арабских лошадей с другими скакунами, я отхожу в сторону и направляюсь в заднюю часть шатра, где есть выход, через который, как я заметила, удалились мистер Селус и псилл.

Меня настораживает странное совпадение: маг, выступавший там, где убили человека, и англичанин, разговаривавший с мертвецом, оказывается, знакомы. Они медленно идут вместе и беседуют так тихо, что я ничего не слышу. С их стороны это весьма неучтиво.

Тут они исчезают среди руин. Я иду туда же как бы для того, чтобы осмотреть памятники древности при свете факелов, зажженных с этой целью для гостей.

Жутковато находиться среди седых камней прошлого в призрачном свете полной луны и мерцании факелов, но, к счастью, здесь бродят еще несколько человек.

Я обхожу колонну и лицом к лицу сталкиваюсь с магом. Он не то чтобы не пропускает меня, а просто не двигается с места, уставившись на меня иссиня-черными глазами, каких я никогда не видела. Я быстро оглядываюсь вокруг, но его английского приятеля нет в поле зрения.

Изобразив на губах улыбку и выдавив «Добрый вечер», я хочу обойти его, как вдруг замечаю скарабея, висящего у него на шее на золотой цепочке. Тот, что мне подсунули в карман, не идет ни в какое сравнение с амулетом мага — он из кроваво-красного рубина, почти в форме сердца и инкрустирован драгоценными камнями.

Стоит кучу денег, проносится у меня в голове, когда я отрываю взор от этого сокровища и смотрю на его обладателя. Вот уж не подумаешь, что у рыночного мага может быть такая ценная вещь. Как и его одежда. Она не из хлопка, как та, в какой он был вчера, а из черного шелка, отделанного жемчугом.

— Вы знаете, в чем магия скарабея, имеющего форму сердца? — спрашивает он на английском с сильным акцентом.

— Нет, но мне, конечно, хотелось бы знать.

— Тому, кто носит его, после смерти гарантировано заново родиться.

— Ага, и как это происходит?

— Когда люди умирают, боги взвешивают их сердца. Те, что переполнены грехами, тяжелые, и их поедает уничтожитель сердец. Но если сердце человека заменить скарабеем до того, как оно будет взвешено, грехи не обнаружатся и человек родится снова.

— И именно таким образом мистеру Кливленду удалось с рынка перебраться на берег, где он разговаривал с мистером Селусом? И смотреть на меня в иллюминатор? Его сердце заменили скарабеем?

Он бросает на меня взгляд — тяжелый, как двухтонный сфинкс.

— Вы находитесь на священной земле, по которой еще ходят боги. Их гнев падет на тех, кто высмеивает их.

Из-под одежды появляется его посох, и я отшатываюсь назад, но он гулко ударяет им по земле и проходит мимо. Меня бросает в холодный пот, несмотря на теплую ночь.