Иллюзия убийства

Все, что я вижу на оживленных улицах, мне в диковинку. Слуги — рабы, как говорит фон Райх, хотя рабство считается незаконным, — спят на земле перед домом господина, а проснувшись, идут в дом работать. Мужчины и женщины одеваются в длинные, с головы до пят, просторные одежды наподобие мантии. Девушки с открытыми лицами, а женщины — с закрытыми, носят воду из ближнего колодца в глиняных сосудах на голове. Маленький мальчик водит на веревке корову из дома в дом и доит молоко в кувшины, которые ему подставляют покупатели. Чтобы корова давала молоко, для ее обмана мальчик носит с собой игрушечного теленка.

— Неужели корова верит, что набитое соломой чучело — ее ребенок? — спрашиваю я фон Райха, нашего эксперта по всем египетским вопросам.

— В Америке, наверное, нет, но в Египте — кто знает? В этой удивительной стране, где, по рассказам, Сфинкс встает в безлунные ночи и бегает по пустыне как шакал, а мумии людей, умерших тысячи лет назад, встают из гробниц, необъяснимое не всегда невообразимое.

Мы проезжаем мимо идущих вереницей мужчин с коромыслами, на концах которых подвешены бурдюки.

— Общественные водоносы, — поясняет фон Райх.

Их тела похожи на скелеты, словно горячее солнце пустыни иссушило плоть, осталась только кожа, жесткая, как папирус. Хотя они не в кандалах, эти люди напоминают мне каторжников, скованных одной цепью.

— Как они могут выполнять столь тяжелую работу при такой ужасной жаре?

— Необходимость.

Мои сегодняшние спутники кажутся случайными знакомыми не только мне, но и друг другу. Венский изобретатель пребывает в расслабленном состоянии, он сама любезность и в избытке являет добродушие. Английский лорд и его супруга держатся надменно, высокомерно и с некоторым снобизмом. По моим предположениям, мужчины — компаньоны по бизнесу. Как мне сказал фон Райх, он вместе с Уортонами едет в Гонконг и далее в Вашингтон по делам, связанным со взрывчаткой, им запатентованной.

Австриец представился мне, когда я прохаживалась по палубе утром, после того как мы вышли из итальянского порта.

Фон Райх — щеголеватый, с иголочки одетый джентльмен, широкоплечий, наголо бритый, с моноклем, похоже, сделанным на заказ, чтобы он удобно и надежно держался в правом глазу. Его длинные задорные усы с загнутыми вверх концами не подчиняются законам гравитации благодаря обильному использованию воска. Вся наружность фон Райха соответствует моде, принятой в среде состоятельных мужчин и тех, кто им подражает. Меня всегда изумляло, на что только не идет сильный пол, дабы придать себе определенный имидж. А еще говорят, женщины тщеславны.

После того как фон Райх предпринял несколько попыток заигрывания со мной на борту в своей дерзкой центральноевропейской манере — которую моя матушка сочла бы наглой, — я ради смеха спросила его: не собирается ли фрау фон Райх присоединиться к нему в дороге?

Заверив меня довольно чопорно, что фрау фон Райх преданно ждет его возвращения, он в конце концов рассмеялся и сказал, что единственная фрау у него в семье — это его мать.

Он, конечно, милейший человек, но флиртовать во время морского путешествия не в моих правилах. Каждое утро я говорю себе, что должна пройти сквозь огонь, воду и медные трубы, и тянуть за собой мужчину — только замедлит дело.

Мой отказ от предложения пройтись по палубе, а потом выпить чего-нибудь прохладительного значительно остудил его пыл. Однако когда фон Райх сказал, что собирается пойти на базар с друзьями, я без стеснения намекнула, что буду рада составить им компанию. С моей стороны это была наглость, но я отправляю репортажи в Нью-Йорк, и описание базара придало бы им местный колорит.

Дети перебегают улицу, и наш экипаж останавливается. Велосипедист в арабской одежде с накинутым на голову капюшоном резко сворачивает в сторону, чтобы не налететь на них. Переднее колесо попадает в рытвину, и человек вместе с велосипедом падает на землю.

— Он, наверное, ушибся, — вздыхаю я.

— Какое имеет значение, если один из этих ленивых туземцев набьет себе шишку? — замечает леди Уортон.

Очаровательная женщина. Муж зовет ее Эленор, а для меня она леди Уортон. Эленор — это слишком нежно для столь жестокой женщины.

Когда велосипедист встает, капюшон откидывается назад и становится видным его смуглое лицо. В то же время, к своему удивлению, я замечаю, что кожа на его правой ноге выше ботинка совершенно белая, а вместо сандалий, которые предпочитают носить египтяне в своем жарком климате, на ногах велосипедиста такие же коричневые ботинки, какие я видела у английских солдат.

Смуглое лицо, белая кожа на ногах, армейские ботинки. Не странно ли это?

Я хочу поделиться наблюдениями со своими спутниками, как вдруг откуда-то доносится неимоверный гвалт, словно церберы сорвались с цепи.

— Боже милостивый! — восклицает леди Уортон. — Что это?

— Будем надеяться, это не махдисты, — говорит фон Райх.

— Кто такие махдисты? — спрашиваю я.