Чем ближе автобус подбирался к её территории, тем больше мы встречали на своём пути разрушенных строений и трупов, погребённых под их обломками. Водитель с трудом обогнул башню танка, лежащую посреди дороги. Повсюду встречалась покорёженная военная техника, перевёрнутые легковые и грузовые автомобили с останками бывших пассажиров. На площади у метро Молодёжная дымился упавший вертолет. Повсюду под колесами хрустел бетон со стеклом вперемешку, покрывшие траурным ковром некогда тихие улицы.
Мы проехали мимо разнесённых в пух и прах бывших блокпостов на подступах к цитадели власти. Некогда аккуратный и блестящий зеркальными стеклами контрольно-пропускной пункт ЦКБ был фактически сравнен с землей. Рядом валялись останки кованных железных ворот, и свернувшиеся кольца колючей проволоки. Отовсюду стлался над землёй ядовитый дым, будто сама почва кипела негодованием от свершившегося здесь братоубийства.
Наш автобус остановился рядом с БТРом, Володя предъявил свои документы, и путь к недолго просуществовавшей крепости власти был открыт.
Разрушений на территории самой больницы было не так уж и много. Видимо, после взлома последнего рубежа защиты, военные потеряли всякую надежду на спасение и в большинстве своём сложили оружие. Мы пробирались среди групп людей из Движения по усеянной мусором дорожке парка. По обеим сторонам оставались сохранившиеся временные постройки специального назначения; преимущественно казармы отдельной дивизии охраны ЦКБ. Встречались брошенные дорогие машины, перешедшие ныне в собственность новой народной власти. Справа виднелись сквозь ряд деревьев большие лечебные корпуса, не долгое время служившие на благо высокопоставленных чиновников и лиц высшего командования армии, захвативших управление страной. Также на большой территории больницы, которую мне доводилось видеть ещё до начала эпидемии, выросли новые современные здания из лёгких, но прочных конструкций. Очевидно, что они были оперативно возведены в период краткого тоталитарного правления падшей власти и служили её многочисленным потребностям.
Среди пленных, толпами выстроенных среди редкой рощи, я тщетно пытался разглядеть Раису Георгиевну. Да-да, именно её. Почему-то мне казалось, что она должна непременно быть здесь, между уцелевшими руководителями, ответственными за разжигание ненависти между людьми. Ведь лишь по недоразумению судьбы она была лишена долгое время своей истинной среды. Но, увы, нам не суждено было больше встретиться на этом свете.
Мы медленно продвигались к одному из корпусов, в котором ещё вчера беззаботно проживал Президент того, что только именовалось российским государством, утратившим связь с собственным народом. Автобус остановился у помпезной лестницы с гипсовой балюстрадой, ведущей к входу в корпус. Рядом с её подножьем горел огромный костёр, собравший вокруг пьяных и весёлых победителей.
Чтобы попасть в само здание пришлось оставить оружие и пройти тщательный контроль со стороны немногословной охраны. Причём дважды. Минуя все препоны, мы, наконец, попали в большой холл. К нам присоединился неизвестный человек, взявшийся сопровождать Владимира по резиденции Президента и членов правительства. Каблуки наших грязных сапог застучали по дорогой плитке, а в некоторых помещениях погружались в высокий шерстяной ворс дорогих ковров. Тени растаяли в сонме тысяч электрических ламп многоярусных люстр. Лимит на потребление электричества здесь не действовал.
Володя шёл за нашим провожатым, который рассказывал о внутреннем убранстве корпуса и о назначении его помещений. Бо́льшую часть корпуса занимали личные апартаменты высших чиновников и членов их семей. Но меня ничуть не удивляла чрезмерная роскошь их убранства. Это было лишь недоброй традицией державы. Наш гид известил, что комнаты обслуживались исключительно тщательно отобранным персоналом. Разумеется высокой квалификации. Также здесь постоянно проживали люди, возглавлявшие работу по лечению и изучению феномена смертности. Одного из этих приближенных, доктора Троицкого, мы поймали при бегстве нынешней ночью.
Вся левая часть корпуса была перестроена и оборудована под многочисленные лаборатории и кабинеты терапии. Туда нам вход был строго запрещен, чтобы не нарушить сохранившуюся стерильность «чистых зон».