- Нет, Ева, Дэн только волосы отрезал твои, освободил тебя… давай скорее, уходить надо тебе, скорее… - Тимур поставил меня на ноги, но они совсем не держали меня, подгибались. Тогда он подхватил меня на руки и потащил к черному ходу, Дэн бежал следом, держа в руках мои вещи и злополучную саблю. Тут до меня дошло, что кровь не моя, что я что-то сделала с банкиром…
- Тимоша, а кровь? Я убила его? Я его сумочкой била… и убила? – мне хотелось погладить милое лицо, но я помнила, что провинилась перед ним.
- Нет, не убила… только кровищи кругом… сейчас тебя проводим и вернемся, приведем эту мразь в порядок. Кстати, чем ты так его, что там у тебя в сумке?
- Это подкова, наверное, я нашла на пепелище несколько дней назад… – вдруг вспомнила я.
- Здорово! Я его саблей чуть не рубанул, ладно разобрался, что ты его вырубила уже… за волосы извини, так получилось… - подал голос Дэн. Я машинально потрогала свои волосы, их почти не было, может до плеч только. Жалко, только я сама виновата.
Тимур вытащил меня со двора через калитку черного хода, перенес через дорогу и поставил возле кустов.
- Давай в лес, спрячься где-нибудь, а мы скажем что ты уехала на такси… ну придумаем что-нибудь… давай Евушка, как можно скорей уходи отсюда, двигайся в сторону деревни, я найду тебя потом… и воды найди, отмойся. У тебя и лицо и руки в крови… давай, время не теряй, – он толкал меня в сторону деревьев, Дэн сунул мне в руки рюкзак и сумку, забросил в кусты саблю, и они со всех ног кинулись обратно. Тимур оглядывался и махал на меня рукой – «уходи»!
Я залезла в кусты, нашла саблю и забрала ее с собой. Я знала куда идти, этот лес мой родной дом, каждое дерево знаю, каждую веточку. Нашла ручей, давнишний мой дружок, раньше казался целой рекой, а теперь я выросла, и он стал мелким для меня. Целый час отмывалась от чужой крови. Сумочку пришлось выкинуть, уже не отмоешь.
Я будто деревянная была, чувства притупились, странное равнодушие проникло в душу. Спокойно смотрела, как тихое течение уносит красные разводы на воде. Отмыла и подкову. Да, второй раз спасает меня от позора. Вот странно, сколько человек может потерять? У меня не осталось ни семьи, ни родных, ни дома… я потеряла деньги и вещи, но продолжаются мои потери. Вот сегодня осталась без волос, едва не лишилась девичьей чести… моя любовь под угрозой, да и сама жизнь… и свобода, если я не убила Сироткина, то наверняка он посадит меня за свою разбитую голову. А если убила? Даже подумать страшно… Я потрогала остатки волос. Да, осталась я без защиты, нечем теперь прикрываться от косых взглядов. Вздохнув встала, пора найти укрытие себе.
33.
Примерно в километре, наискосок от дома была большая ель, старая, такая старая, что внутри нее образовалось огромное дупло. Мы с Павлушкой играли в домик там, иногда брали с собой и Любашу, сестренку его. Любаша была младше меня почти на четыре года, и мешала нам играть, хныкала, отбирала мои куклы. Поэтому брали мы ее с собой нечасто.
Я шла к своему укрытию так быстро, как могла. Старая ель была на месте… хотя куда ей деваться. Ее пушистые колючие ветки надежно укрывали дупло, а молодая поросль вокруг маскировали местность. Здесь меня никто не найдет, если только Павлушка. Забралась внутрь, огляделась. Оказывается, не такое уж и большое дупло, я едва помещалась в нем, а раньше казалось… Сыро и неуютно, но выбирать не приходится.
Присела на ворох старого полуистлевшего тряпья, отдаленно напоминавшее одеяла, которые мы когда-то утащили из дома тайком. Кучкой лежали игрушечные кастрюльки и тарелочки, даже постаревшие и потемневшие куклы мои сидели в ряд. Я перестала приходить сюда, когда мне исполнилось тринадцать, почти девять лет назад. Выросла. Появились другие интересы.
Стемнело. Я просидела в своем укрытии целый день, боясь пошелохнуться. Спина затекла, ног я почти не чувствовала. Пустота, везде пустота – в голове, на голове, в животе. Сначала хотелось есть, теперь только пить… сырая одежда частично высохла, а кое-где снова намокла, дождь лил не переставая, с потолка моего укрытия местами струилась дождевая вода.
Холодно до ужаса. Надо бы выйти и походить, чтоб согреться, но мне не хотелось шевелиться. Выходила только один раз, по нужде. Дремала, лежа на влажном тряпье, или проваливалась в забытье, я уже не понимала. Сначала думала, отсижусь до вечера, а потом пойду в деревню, я знала дорогу.
Но пришел вечер, и я решила умереть здесь. Уснуть навеки. Может не сегодня и не завтра, может через неделю… нет, это произойдет раньше, из-за холода. Мне все равно. Я убила человека! Пусть он мразь… но я убийца! И в тюрьму не пойду! Хоть меня Тимур и успокаивал, говорил, что банкир жив, но перед глазами стоял белый диван, залитый красной кровью… столько крови, не может человек остаться живым, потеряв столько крови…