Однако люди не всегда говорят об этом прямо. Сторонники определенной политической позиции, которая большинству граждан представляется логически обоснованной, часто выбирают ее исходя из ценностных категорий, чтобы скрыть свое невежество, не допустить смягчения точек зрения и/или блокировать возможные компромиссы. Наглядный пример такой ситуации – обсуждение проблем здравоохранения. Люди просто хотят обеспечения оптимального здравоохранения для большинства американцев по максимально доступным ценам. Вообще говоря, вопрос о том, как этого достичь, должен был бы стать предметом общенационального обсуждения. Но, если проводить его серьезно, дискуссия оказалась бы слишком специальной и поэтому скучной. Поэтому политики и группы с соответствующими интересами делают упор на сакральные ценности. Одна сторона спрашивает, должно ли правительство принимать решения, касающиеся охраны нашего здоровья, побуждая свою аудиторию задуматься о важности ограничения прерогатив правительства. Другая сторона спрашивает, заслуживает ли каждый гражданин страны достойной медицинской помощи, требуя проверить, во что обойдется решение, основанное на ценностях, не причинит ли это ущерб другим людям. Обеим сторонам не хватает аргументации. В общем и целом, у нас у всех сходные базовые ценности: мы хотим быть здоровыми сами, мы хотим, чтобы другие люди тоже были здоровыми, мы хотим, чтобы врачи и другие медицинские работники получали за свой труд должное вознаграждение, но при этом не хотим платить слишком много. Обсуждение проблем здравоохранения не должно ограничиваться базовыми ценностями, потому что они в сознании большинства людей не составляют серьезной проблемы – в отличие от поисков идеального способа достижения наилучших результатов.
Так почему политики и заинтересованные группы так часто апеллируют к сакральным ценностям, а не продумывают причинно-обусловленные последствия поддерживаемых или отвергаемых ими стратегий? Самый очевидный ответ – умышленное запутывание вопроса: политические предпочтения, которые позволяют привлечь голоса и/или деньги, отнюдь не идентичны результатам, вытекающим из логического анализа, поэтому заинтересованные лица избегают его. Другой ответ заключается в том, что спрогнозировать последствия реализации той или иной политики очень трудно. Гораздо легче просто скрыть свое невежество под покровом банальных высказываний о сакральных ценностях. Это давно известный политический прием. Секрет тут в том, что люди, профессионально освоившие искусство убеждения, за прошедшие тысячелетия усвоили, что если мнение людей формируется на основе сакральных ценностей, то причинно-следственные связи не имеют никакого значения.
Один из примеров подобного цинизма описан в исследовании Муртазы Дехгани и его коллег по поводу отношения иранцев к настойчивым попыткам реализации Ираном ядерной программы. В первом десятилетии XXI в. Иран упорно стремился максимально наращивать свои ядерные возможности, чем восстановил против себя значительную часть международного сообщества. Параллельно руководство Ирана вело активную пропагандистскую кампанию, стараясь превратить эту программу в сакральную ценность для своих граждан. Стремление к овладению атомной энергией представлялось как естественное право иранского народа, вытекающее из всей многовековой истории страны и даже из религиозных догматов. Текущая ситуация сравнивалась с предыдущими случаями посягательства иностранных держав на суверенитет Ирана, и предпринимались попытки представить прошлое страны как историю борьбы за национальный суверенитет и самоопределение. Работа Дехгани показывает, насколько эффективной может быть такая пропаганда. Иранцы, которые рассматривали ядерную энергетику как сакральную ценность, выступали против любой – даже очень выгодной – сделки, предполагавшей отказ Ирана от своих ядерных амбиций. К счастью, не все иранцы видели проблему именно в таком ракурсе (152).