Иллюзионист

Ближе к концу многое из того, что говорил Иешуа, озадачивало его. Часто ему казалось, что слова не были предназначены ему: словно учитель вел долгий и важный диалог с самим собой, а Кефе было позволено иногда присутствовать.

Долгие годы в молитвах и медитациях он пытался постичь природу Ключа. Естественно, это был не материальный ключ: он быстро понял свою глупую ошибку. Тем не менее он верил, что настанет день, после Судного дня, когда он увидит сияние ключа на своей ладони.

Однако это было не просто обещание. Он уже обладал ключом. Иешуа однозначно сказал об этом. И поскольку он уже обладал им, ключ должен был иметь какое-то значение сегодня. Но какое? Ключ к Царствию, которое еще не пришло?

Ключ предназначен для того, чтобы закрывать и открывать, преграждать и впускать. Царствие еще не пришло, но те, кто туда попадет, живут на земле сейчас. В этом Кефа нашел разгадку своей земной миссии. Она должна быть созвучна его предназначению на Небесах: он должен стать ключником братства, следить за тем, чтобы недостойные не могли проникнуть, чтобы достойные не были забыты.

Он принялся за работу не жалея сил. Он посетил столько общин, сколько был способен, беседовал с их членами, проверял их веру, наблюдал за их образом жизни. То, что он видел в большинстве общин, радовало его. В других, в особенности в одной общине в Самарии, которой руководил Филипп, он был вынужден пресечь вредное влияние. Но за последние годы он понял, что миссия, понимаемая им буквально, не по силам ни ему, ни кому-либо другому. Появлялись все новые общины, проникая по другую сторону гор и восточной пустыни, вдоль побережья Великого моря. Савл…

Кефа застонал от внутренней боли. Скорее всего Савл не будет ничего предпринимать, не посоветовавшись с ними. Но человек он совершенно непредсказуемый, и никто ничего о нем не слышал, после того как он покинул Иерусалим. Что с ним?

— Весь мир, Кефа!

— Это предназначалось только нам! Он так сказал.

— Вот заладили: «Он сказал, он сказал». Вы делаете только то, что он сказал, и никогда ничего не делаете, если он не сказал? Ситуация изменилась: появились новые взгляды. Вы так сказали.

Кефа недовольно посмотрел на него.

— Это жизнь, Кефа, — с жаром сказал Савл. — Жизнь, правда, свобода. Как можно держать это для себя?

— Послушай, — сказал Кефа. Его спокойствие скрывало раздражение, как пена волну. — Наша нация — это священство. Как можно нести нашу весть всему миру, если еще не все священнослужители ее слышали? Это бессмысленно.

— Многие вещи кажутся бессмысленными, — сказал Савл. — Во всяком случае мне. Возможно, ты понимаешь Божий замысел?

Кефа молчал.

— Скажем иначе, — сказал Савл. — Добился ли ты большого успеха со своими… священнослужителями?

— Нужно время. Правду не утаишь.

— На мой взгляд, — сказал Савл, — они вполне успешно это делают. Как заживают твои шрамы?

— Надеюсь, ты не задумываешь обратиться к язычникам, потому что боишься собственного народа?

— В настоящий момент я ничего не задумываю, — сверкнул глазами Савл. — Я просто предлагаю одну идею. Ты и сам это знаешь, если слушал внимательно. И никогда не говори мне, что я чего-то боюсь.

Он сделал ударение на «я». Кефа почувствовал, как его щеки покраснели.

— Извини, — сказал он.

Наступила пауза. Они настороженно улыбались друг другу. За несколько дней бесед они почти не сдвинулись с места, было лишь очевидно, что когда-нибудь они, возможно, смогут быть друзьями и что пока им трудно находить общий язык. Они испытывали друг друга, как два самца-оленя, и ходили вокруг да около, не решаясь ни напасть, ни перейти к вопросу, который разделял их. За это время можно было бы договориться о чем угодно.

Они начали новый раунд.

— Ты говоришь, это лишь идея, — сказал Кефа. — Ты не собираешься в данный момент расширять свою… аудиторию?

— Я к этому не готов. Мне просто интересно знать твое мнение в принципе.

— Ты говорил об этом с кем-нибудь еще?

— Нет.

— И не надо, — сказал Кефа. — Есть другие задачи. Не так уж у нас много времени.

— Времени? — Савл засмеялся резким смехом. — Ты только что сказал, что время будет.

— Для евреев. Для них должно хватить времени. Это главное. Но время, время!.. Речь идет не только о проповедовании, крещении, начальной миссионерской работе… В каком-то смысле это самая легкая часть.

Густые брови Савла слегка поднялись.

— Руководство, — объяснял Кефа. — Все эти группы надо удерживать вместе. Ты имеешь представление, сколько времени у меня уходит на административную работу?

— Тогда откажись от нее, — сказал Савл. — Она явно не по тебе.

Снова наступила пауза.

— Я имею в виду, — сказал Кефа, — что сперва необходимо сделать главное.

— «Первое будет последним».

— Ты испытываешь мое терпение, Савл.

— А ты мое, Кефа. Ты говоришь о главных задачах, а для кого они главные? Для тебя или для Бога? Мне они кажутся задачами кучки трусишек, которые боятся выйти за порог своего дома. Вы все напуганы. Ограниченные людишки. Храни меня Бог от ограниченных людишек!

Кефа ждал, пока его гнев не уляжется. Савл, сидевший напротив со сжатыми кулаками, в отчаянии уронил голову на руки.