Илот (СИ)

В душном полумраке гостиной даже факелы, казалось, понимали — творится что-то не бывалое и не возможное. Над лежащим на столе телом, со вскрытой грудью, в луже крови, нависала фигура Неназываемого. Тёмный бог Друмира, запустив руки в рану, сосредоточено что-то искал в недрах истерзанной плоти. Напряжённое лицо Неназываемого покрывалось испариной, скрепы мира трещали, струны реальности, соединяющие Землю и Друмир, были напряжены до предела, человек лежащий на столе умирал… Умирал по настоящему, без любых условий, каким-то странным образом, умирал и не хотел жить.

В соседней комнате, закусив губы и молясь всем богам, ждали его друзья, периодически из-за двери раздавались крики боли и ругань божества, игровое тело несчастного вырабатывало огромное количество крови, которая стекая по раскинутым рукам, текла на пол и выползала уже из под двери.

Несчастному грозила смерть без респаунта. Тело слабело и с каждой секундой вместо прозрачности приобретало мраморный оттенок с нотой синевы.

В другой комнате Тонанцин почувствовала как что-то шевельнулось у неё в животе, она и раньше чувствовала утренние недомогания, но списывала все связанные с этим мысли на невозможность подобного в Друмире.

Я падал в темное никуда, этот бесконечный полет сопровождался периодическими вспышками боли в моем теле. Я орал, орал снова и снова. И летел в низ; там, где-то очень глубоко, я видел отблески красного и переливы магмы, титаническую фигуру с довольной ухмыляющейся рожей. Очень тяжело осознавать, что ты умираешь. И все ближе и ближе лавовый гигант с распахнутой пастью. В голове шепчут голоса: одни убаюкивают, другие призывают к смирению, третьи зовут меня обратно, а я лечу и лечу навстречу гиганту с обжигающей ухмылкой. Все чувства, кроме боли в груди, для меня уже не существуют. Уже близка утроба неизвестного мне создания.

— Держись! — рядом со мной, в белой вспышке, возникает фигура старика с посохом и хватает меня за руку. Мы оба летим в утробу демона, конец его посоха горит белым огнем: свет, беспощадный и способный уничтожить что угодно, тот самый свет о котором говорят холодный — концентрат сил света на кончике посоха пульсирует, принося боль окружающему нас мраку. Перед самыми зубами и чудовищной пастью сила бесшумно взрывается и выпускает реактивную струю света прямо в морду твари инферно. Боль и негодование отражается на перекошенной морде, беззвучный крик боли, струя света бъёт и бъёт, в потоке периодически мелькают пульсирующие шары, которые плывут как по реке и сталкиваясь с телом твари калечат её плоть, течет лава, обломки морды падают в расплавленную породу, в которой по пояс стоит существо, мы висим в сантиметрах от бьющейся в корчах твари и не падаем. Старик выравнивает нас в пространстве и с другого конца посоха белый свет, разгоняя тьму вокруг, заполняет мнимую бесконечность, перекрывая частой сеткой трубу по которой мы летели, мы встаём на ноги, в страхе смотрю как с другой стороны, по сети, обжигаясь и ломая пальцы скребется демон.

— Не время умирать, дорогой мой, очень многое не сделано, и многое не изведано, я должен перед тобой извиниться и приоткрыть завесу тайны, покрывающую происходящее. — старик смотрит на меня и в его глазах я чувствую настоящую любовь, космическую и непреодолимую, так любят детей своих, наверно…

— М….