Иловайский дневник

Мы дождались транспорт из Днепропетровска и, прихватив с собой Вову Мазура, покинули Волноваху. Вначале ехали в Днепропетровск на какой-то иномарке, а затем пересели в правосековский «Богдан» или «Эталон». Иномарке нужно было снова вернуться за кем-то, кто смог выбраться из «котла». На автобусе мы добрались до гаишного поста в Синельниково, где меня встречали мои друзья Слабый Владислав с братом и Ладыгин Влад. Пересев к ним в машину, мы поехали вслед «Эталону» к зданию областной администрации.

Родной город встречал нас без особой помпезности. Ночной Днепропетровск как бы намекал, что все спят и основные события города на сегодняшний день уже свершились. Добро пожаловать в город, где нет войны и где с самого утра во всех школах будет звучать традиционный первый звонок. Учителя и важные дяди в строгих костюмах будут говорить на линейках о патриотизме и необходимости любить свою Родину, после чего будут звенеть бокалы с шампанским на кухнях мирного города, отмечая день знаний. Возможно, даже будет праздничный салют. И это все покажут в новостях по телевизору.

Тогда еще не было модно ночью встречать бойцов с оркестрами, цветами и телевидением. Тем более, что бойцы-то вышли самостоятельно, целыми и с оружием. Никакого трагизма или пафоса. Было около двух часов ночи, когда мы с Союзом зашли в батальонную оружейную комнату и сдали свои автоматы.

— Во сколько завтра на службу? — спросил я у одного из инспекторов штаба.

Артем посмотрел на меня сочувствующим взглядом и сказал:

— Отдыхай. Тебе позвонят, когда выходить.

Пистолет Дэна, который я вытащил у него из разгрузки под Новокатериновкой, некоторое время хранил дома, как реликвию, но потом все же решил сдать. Хоть я никогда не хотел быть сотрудником правоохранительных органов, но сейчас я им стал. Чтобы не было внутреннего конфликта с самим собой, я решил не хранить дома то, чему не место у законопослушного гражданина. В конце концов, я представитель новой милиции или кто?

Долго потом не мог себе простить, что оставил возле здания областной администрации Вову Мазура. Он оказался в три часа ночи в чужом городе и не знал, куда ему идти. В конце концов он прошел пешком до больницы Мечникова, где обратился к врачам за медицинской помощью.

Друзья отвезли меня домой. По дороге к жене и детям я попросил моих друзей остановиться у дома моих родителей. Обняв плачущих мать и отца, я просто сказал: «Мама, я вернулся. Не плачь. Все в порядке». Жена, рыдая, долго не выпускала меня из своих объятий. Я стоял исхудавший, грязный и небритый. В чужих берцах, грязных камуфлированных штанах, футболке и разгрузке поверх бронежилета и тоже рыдал. Я наконец-то увидел свою жену и спящих детей. За что всю свою оставшуюся жизнь буду благодарить Господа. Потому что в те дни Он вывел меня целым и невредимым Рукою Своею из настоящего ада. Ему слава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.

Послесловие

Некоторое время после возвращения домой со мной происходили различные метаморфозы, какие связывают с посттравматическим синдромом, которому бывают подвержены люди, возвращающиеся из зоны боевых действий. Период адаптации к мирной жизни занял около месяца. Первые две недели мирной жизни воспринимались мною как жизнь между миром и войной. Когда я утром 1 сентября повел свою дочь в школу на первый звонок, то старая школа напоминала мне школу в Иловайске, а люди в спортивных костюмах и машины с донецкими номерами вызывали мое пристальное внимание. Звук лопнувшего воздушного шарика моментально напрягал, и почти все время, находясь на праздничной школьной линейке, я думал о том, куда в случае обстрела эвакуировать детей.

Привычка чутко спать и быстро реагировать на регулярные артобстрелы заставляла меня и дома иногда подрываться среди ночи на постели. Мозг по инерции включался на решение задачи по эвакуации спящих рядом жены и детей. Ведь вот-вот начнется обстрел, а у нас лифт не работает, и я не успел проверить, как оборудован подвал в подъезде нашей девятиэтажки. Пробуждаясь среди ночи, я не мог понять где нахожусь. Старобешево? Иловайск? Почему рядом мои дети? Лишь спустя некоторое время я возвращался к реальности и успокаивался.

Закрывая глаза, первое время я видел один и тот же сон. Будто еду на броне «мотолыги» и наблюдаю движущиеся попутно и рядом танки по узким сельским улицам, полям и посадкам. Постоянный рокот двигателей и шелест гусениц бронетехники. Просыпаясь от этого шума, долго не мог уснуть и курил до утра на лестничной площадке, мысленно общаясь с Дэном. Мои веки в конце концов наливались тяжестью, и я шел спать, чтобы снова во сне слушать рокот двигателей и металлический скрежет гусениц.