Читаем Иловайский дневник полностью

Общаясь со своими товарищами, я старался хоть немного пробудить в них чувство оптимизма. Одним из «козырных тузов» моих доводов была поговорка, что «Если Господь кого призовет, то кто Ему откажет? А если не призовет, то без Его воли никто к Нему не попадет». Когда я произносил это вслух, то мои слова относились не только к моим товарищам, но и к себе самому. Убеждая других, я убеждал и утверждал в этой мысли самого себя. Легко философствовать, сидя в уютном кресле под теплым пледом перед камином и с сигарой в зубах. Легко быть смелым, когда рядом нет опасности и ничто не угрожает. Тогда я тоже боролся со своим страхом и бесконечно благодарен тем людям, которые в тот момент смогли вывести меня из этого угнетенного состояния и наполнили силой и верой в неизбежность благополучного выхода из той сложной ситуации, в которой мы все тогда оказались. Первый из них — это мой командир взвода Дэн. Он был менее восприимчив к пораженческим настроениям и считал себя в некотором роде «заговоренным». Возможно, это его защитная реакция от страха. Ему вообще нельзя показывать свой страх, он — командир, и на него смотрели мы. «Страха нет, потому что я неуязвим и буду делать все, чтобы победить и выйти из самой сложной ситуации»,#— рассуждал примерно так Дэн. 23 августа, когда кольцо вокруг нас только начинало сжиматься, Денис предлагал полковнику Печененко рассмотреть возможность выйти из города и проселочными дорогами вырваться из «котла», но полковник не мог с этим согласиться:

—#Есть приказ держаться, и мы будем его выполнять. В конце концов, «Донбасс» держится, несмотря на потери. Разве мы можем их оставить?

Больше к этому вопросу не возвращались.

Дэн действительно производил впечатление заговоренного. Когда мы под его руководством перемещались под обстрелом, то чувствовали себя в полной безопасности и безоговорочно выполняли его команды. Иногда, во время движения, он резко останавливался и говорил: «Стоять!», и все замирали как вкопанные. В этот момент перед нами свистели пули. Затем Дэн снова командовал: «Быстро за мной!», и те, кто немного тормозил, замечали, как очень близко от них ложатся пули, и ускоряли бег. Мне всегда казалось немного смешной привычка Дениса носить, не снимая, на голове кепку. Даже под каской. Даже ночью. Всегда. Торчащий из-под каски козырек кепки часто вызывал у меня улыбку. На козырьке кепки всегда был пристегнут фонарик, который Денису подарил Зампотыл. Дэн мало кому об этом говорил, но мне признался, что не снимает кепку потому, что под кепкой у него находится его личный оберег — маленькая иконка Божьей Матери. Она была у него уже давно и, с его слов, постоянно выручала в самых безнадежных ситуациях. Не могу сказать, что он был сильно набожным, но, вне всякого сомнения, был человеком верующим. Во всяком случае, уважительно относился ко всему, что касалось вопросов религии и веры. С самого начала нашего знакомства Дэн привык к тому, что я никогда не принимал пищу без благодарственной молитвы, и он всегда ждал ее окончания, чтобы приступить к еде. Он вообще иногда в шутку называл меня взводным пастором. Каждый раз, когда «Халк» куда-либо выезжал, я громко спрашивал у своих пассажиров: «Православные есть?» — на что в ответ всегда раздавалось дружное:#— «Есть!» После чего я произносил, уже ставшее традиционным, напутствие «с Богом», и лишь тогда мы трогались в путь. Наверное, у каждого человека есть свои маленькие секреты, касающиеся суеверий, которые в определенные моменты жизни влияют на наши взгляды и поступки, оберегая (в чем мы абсолютно уверены) от случайной или вполне реальной беды. Чем чаще нам удается выбираться из сложных ситуаций по воле случая, тем крепче становится вера в оберегающую силу персональных амулетов и оберегов. Видимо, эта вера часто помогала Дэну избежать всевозможных бед и опасностей в его жизни. Его уверенность в своей неуязвимости внушала уверенность и тем, кто был рядом с ним, и потому мы все старались всегда как можно ближе держаться возле своего командира. Подтверждением этого был тот факт, что до сих пор в нашем взводе не было ни одного раненого или убитого.


Иловайская школа 25 августа 2014 года


Для себя я сделал однозначный вывод: чтобы преодолеть страх, нужно идти ему навстречу. Тогда он отступает и в человеке появляется иммунитет от этой напасти. В следующий раз он уже не оказывает такого влияния, пока человек не столкнется с более сильным его проявлением.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное