— Наставника? — задумчиво протянул отец. — Можно, наверное, и наставника.
Мы постояли так еще немного, напитываясь энергией друг друга. Идиллию прервало громкое урчание моего желудка.
— Как насчет завтрака? — чуть смущенно поинтересовалась я.
— Согласен на хлеб с сыром и жареные яйца, — серьезно кивнул отец. — Раз уж в твоем доме только трава и водится.
— Бриана контрабандой окорок притащила, я знаю, — улыбнулась я.
— Давай тогда проверим, насколько твоя помощница уважает первого советника владыки, — подмигнул отец. — И готова ли поделиться с ним своей заначкой. Ешь ты, конечно, на кухне? — то ли спросил, то ли утвердил лиар.
— Ну… да, — пришлось признать мне. — Мы с Брианой там вдвоем прекрасно помещаемся, зачем мне отдельная столовая?
— Да понял уже, — отмахнулся отец, направляясь вслед за мной на кухню.
— А окорок придется самим искать, я едва смогла уговорить ее пойти поспать, так что все сами, — пожала плечами.
— По запаху найду, — серьезно кивнул отец, шагая впереди меня.
В это время в дверь коротко постучали. Я была ближе к выходу, потому пошла посмотреть, кто пришел, а отец не стал откланяться от курса. На пороге мял шапку, с которой не расставался ни зимой, ни летом дядька Никос.
— Тока щас и вырвался, дочка, — выдохнул он. Мужчина выглядел очень бледным, лицо осунулось, под глазами залегли тени, борода поникла. — Марси хоть и дурень, а на треуха пойти не побоялся, — заявил арис, переступая порог.
— Проходи, дядька Никос, — посторонилась я. — Как он? Лекарь помог?
— Да ежели б не лекарь, не выходили б сынка, — покачал головой Никос. — Вот пришел благодарить. Дизара с сыном покамест, да с внуком.
— А Зинара где же? — не поняла я.
— Ох, дочка! — прицокнул Никос. — Зинара-то будто с орешника рухнула, да вниз головой! — покачал головой мужчина. — Вот же ж дурная девка! Как Марси принесли израненного всего, сынка бросила да к ведунье побегла. Ну оно-то и понятно, жинка как никак, переживает. Да вот только после как стала голосить, да на лиаров с кулаками бросаться! Что дикая агрия, не иначе! И видно же, что помочь все хотят, а она токма орет дурниной и кроет всех бранными словами. Ох и наговорила она вчера! Будто извести все Марси решили, чтобы дом ее трухлявый к рукам прибрать. И такие помои изо рта дурной бабы лились, что стыдно теперь по деревне ходить. Наоралась она всласть, пока не скрутили и из дома ведуньи не выпроводили. Да Дизара у меня баба умная, хоть Марси и кровью истекал, а нашла в себе силы, пошла за невесткой, проследила. Та домой вернулась, значится, схватила Анлейку маленького, завернула покрепче, каких-то тряпок еще набрала и собралась в ночь из деревни уходить. Дизара внучка отобрала, Зинаре по щекам надавала, чтоб одумалась она, значится… — перевел дыхание Никос. — Да только не вразумить дурную девку уже! Анлейку едва головой о притолоку не стукнула, отобрать пыталась. Потом развернулась и убегла куда-то. Дизара поначалу у них в хате была, ждала, что набегается Зинара, да вернется, ан нет, до сей поры так и не явилась.
— Она приходила с утра, — внесла свою лепту в рассказ. — С обвинениями.
— Дурная баба, — покачал головой Никос. — Я благодарить пришел за лекаря, дочка. Выходил он сынка. Поднимется Марси.
— Какие благодарности, дядька Никос? — попеняла я. — Тем более именно я виновна в его состоянии. Из-за меня ведь пострадал.
— Марси — арис взрослый уже! — возразил Никос. — У меня он был, когда гежунок сигнал подал. И сам решил в лес со всеми идти, веревками никто не тащил!
— Он за мной сам решил идти? — не поверила я.
— Марси — неплохой арис, дочка, — погладил бороду Никос. — Баба его с толку сбивает, все ей добра мало. А так он душой богатый! Хоть и дурень…
— Идем завтракать, дядька Никос, — позвала я, стараясь скрыть смятение. Нужно подумать, как отблагодарить Марси, чтобы это не выглядело словно подачка. Удивил он меня, действительно удивил. — Отец здесь как раз, — добавила я.
— Я тогда… — резко остановился арис. — Это… попозже заскочу, ладно?
— Не ладно! — решительно захлопнула дверь за спиной мужчины. — Идем на кухню. Не о чем тут переживать, все родные люд… существа.
Глава 41.
Я не привыкла еще ждать от отца помощи, даже не так, скорее, не привыкла на нее рассчитывать. От того только приятнее было, что он провел у меня весь день. Тот, самый тяжелый день, когда я едва на ногах держалась от усталости, а Гриса была на грани. Помогал давать кошке отвратные на вкус настои ведуньи, расспрашивал о моем детстве, о деревенских, как они приняли, как относятся. О самом перемещении на Галлею, да о многом. Под вечер я уже практически засыпала с чашкой горячего напитка, что заварила немного отдохнувшая к вечеру Бриана, отец обнял неловко и прижался к макушке щекой. Не сразу поняла, что по моим щекам текут слезы.
Это не были слезы грусти или счастья. Это выходило напряжение последних дней. Отец не гладил меня по голове, не шептал утешающих слов, он просто был рядом, просто был со мной.