'Илы' атакуют

Тем временем занятия продолжались. Мы закончили полеты по кругу, начали летать в зону, разучивать фигуры высшего пилотажа. Все шло хорошо, но вот беда: никак не получался у меня боевой разворот. Мучился, доходил до отчаяния, а результатов никаких.

Поделился своими горестями с Петькой. Тот помотал головой: дескать, словами тут не поможешь. И предложил полететь вместе.

- У меня разворот здорово выходит, - заявил Петька. - Посмотришь сам. Тут главное - момент поймать. Объяснить я не смогу, а вот показать - другое дело.

Испросив разрешения у инструктора, мы с другом вдвоем вылетели в зону. Я сижу впереди, он - сзади.

Сделал Петька один разворот, другой.

- Пробуй ты! - кричит он и передает управление.

Захожу один раз - неудачно. Второй - то же самое.

- Не то! - кричит Петька. - Лови момент, когда машину разворачиваешь. Смотри!

Он еще дважды лихо делает эту злосчастную для меня фигуру. Ага! Кажется, я начинаю понимать, в чем дело. Пробую сам, чувствую, что дело идет на лад. Еще раз - лучше. Еще, еще...

- Хорош! - слышу я голос в наушниках. - А ну, еще раз давай!

Последний боевой разворот получился у меня просто-таки здорово. Пошли на посадку.

- Кто выполнял последний боевой разворот? - спросил инструктор, когда мы подошли к группе.

- Я.

- Хорошо! Я думал, что это Расторгуев. Надо еще и еще тренироваться. Фигура очень нужная.

Как часто я вспоминал эти слова через несколько лет на фронте! Как часто выручал меня боевой разворот, эта "очень нужная фигура"!

Осенью комиссия принимала у нас экзамены. Опять лечу с Цурановым, опять молча. Три полета по кругу и один в зону. Оценка - отлично. На отлично сдал и теоретическую часть.

Учеба в аэроклубе окончилась. Что же дальше?

- Курсант Бегельдинов! К начальнику! Бегу, недоумевая, зачем меня вызывают.

Оказалось, что из окончивших аэроклуб пятерых оставляют для работы инструкторами-общественниками, в том числе и меня. Радости нет предела.

Начались занятия по теоретической подготовке. Теперь мы сидим рядом со своими недавними учителями, сами готовимся стать инструкторами. Занятия идут вечерами, иногда до глубокой ночи. А с утра - в школу. Ведь я заканчиваю десятый класс.

Как-то незаметно пришла весна - волнующая пора выпускных экзаменов в школе и инструкторских тренировочных полетов в аэроклубе.

В один из дней, обычных аэродромных дней, всех нас взволновала весть о том, что приехала специальная комиссия ВВС. Будут отбирать курсантов в военно-авиационные школы.

- Счастливый ты, - грустно произнес Петька. - Тебя могут взять, а меня нет.

Что я мог ответить другу, чем утешить его? Он хорошо сдал экзамены, стал пилотом, но на инструкторской работе его не оставили.

- А ты сам пойди, - предложил я. - Возьмут.

- Да, возьмут. Как бы не так. Ладно. Вот закончу школу, тогда еще посмотрим.

Комиссия между тем знакомилась с личными делами. Бухарбаев доверительно сказал, что мое личное дело отложено. Меня пригласят на беседу.

День, когда я предстал перед комиссией военно-воздушных сил, на всю жизнь врезался в память.

Робко вхожу в комнату, вижу большой стол, за ним - военных с голубыми петлицами. Не успеваю раскрыть рот, чтобы отрапортовать о том, что явился по вызову, как слышу вопрос:

- Тебе что, паренек? Оборачиваюсь, думая, что кто-то стоит за спиной. Никого.

- Мы тебя спрашиваем.

Стараясь придать голосу солидность, рапортую:

- Инструктор-общественник Бегельдинов явился по вашему приказанию.

Все смотрят на меня с изумлением. Авиатор с тремя "шпалами" на петлицах выходит из-за стола, подходит почти вплотную. На лице его написано искреннее удивление - я много ниже его плеча.

- Инструктор, говоришь? - с украинским акцентом произносит он. - Ай да хлопчик! Молодец! Ладно, иди. У нас времени для шуток нет.

- Дяденька... - невольно вырывается у меня.

Все смеются. Я окончательно растерян. Цуранов что-то шепчет военным. Те рассматривают меня уже без смеха.

- Мал уж больно, - слышу я. - Ноги до педалей не достанут.

- Достают же!.. - вмешиваюсь я.

Опять хохот. Теперь смеюсь и я. Вдруг тот же авиатор с тремя "шпалами" делает свирепое лицо и, в упор глядя на меня, спрашивает:

- Сколько скота имел раньше твой отец?

Я растерянно молчу.

- Что замолк? Наверно, байский сын?

Я растерялся вовсе. Стою, хлопаю глазами и не знаю, что сказать.

- Могу справку показать, могу доказать, могу принести, - бессвязно бормочу я.

- Неси! Посмотрим на твою справку.

Опрометью бросаюсь вон из кабинета. Лечу домой. Мать пугается моего вида. Никак не могу толком объяснить ей, какой документ нужен. Вместе роемся в бумагах отца. Нашел! Вот она, справка, подписанная самим Михаилом Васильевичем Фрунзе. Стремглав кидаюсь в аэроклуб. Поздно. Никого уже нет.

Едва дождался утра. Во дворе жду прихода членов комиссии. Наконец они пришли, вошли в кабинет. Вхожу следом и протягиваю справку. Тот самый авиатор, что строго смотрел на меня, вначале никак не может понять, какой документ я принес и зачем. Потом вспоминает, смеется.

- Вы прочитайте, - с обидой говорю я, - прочитайте.

- Хорошо, малыш, - сквозь смех говорит он. - Давай сюда свою документину.